Апостол Кармы - Максим Злобин

Однако Панкратов, по всей видимости, прочитал моё недоумение по глазам.

— По долгу службы я не обязан знать всё на свете, — улыбнулся Михаил Михайлович. — Так что простите мою дремучесть в вопросах магии. И скажите-ка, Сергей Романович, знаете ли вы чем изначально занимался Тайный Приказ?

А вот и меня подловили.

— Разведкой? — предположил я.

— Верно. А ещё?

— Контрразведкой?

— Ага-а-а, — кивнул Панкратов и не вставая с места плеснул на камни ковшик воды. — И всё?

— Надзором за деятельностью бояр? Тайным устранением неугодных? Подавлением бунтов?

— Это всё очень романтично, — хмыкнул Михаил Михайлович. — И да, вы правы, так и есть. Но помимо прочего, Тайный Приказ занимался обеспечением личных нужд царя. То есть, например, захотел самодержец подарить своей тёще на годовщину подарок. Ну… можем же мы такое себе представить?

— Можем.

— Отлично. Значит, представили. Так вот не пойдёт же Император сам этот подарок искать, верно? И уж тем более не станет скакать вокруг тёщи, выясняя чего эта зараза хочет. Формат личности не тот. Не «масштаб», Сергей Романович, — поднажал Панкратов. — Я вовсе не ошибся. Именно «формат». И в этом формате, чем более простым и бытовым кажется дело, тем более интимным оно оказывается на поверку. Понимаете?

— Примерно.

— Никто не должен знать, какой пастой чистит зубы Его Величество. Никто не должен знать, что за сигареты он курит, и курит ли вообще. Никто не должен знать, что он обычный человек с обычными человеческими слабостями. А потому все такие вот интимные вопросы доверяются самым приближенным людям, то есть нам.

Тут Панкратов оглянулся на градусник в углу, сказал:

— Восемьдесят, — и вылил на камни ещё один ковшик. — Хорош-ш-ш-шо. Ну и что же получается, Сергей Романович? Помимо принятия спорных решений, перед которыми меня ставили другие начальники Приказа, когда им нужен был взгляд со стороны, — Панкратов хохотнул. — Это они так формулировали острую необходимость срочно переложить ответственность на кого-нибудь другого.

Тут уж и я не удержался от смешка.

— Так вот. Помимо этого, ваш покорный слуга до недавних пор занимался распорядком дня Её Величества Екатерины Алексеевны, знал все её привычки, слабости и, если вы позволите, чудинки. И именно поэтому я прошу вас не удивляться тому, что я не знаю чего-то другого.

Дальше между нами случился невербальный диалог, в котором я извинился за невысказанное, а Панкратов по-отечески отмахнулся от извинений, мол, ничего страшного. А вот потом… потом я сложил два и два. А именно: сгоревшее удостоверение и фразу «до недавних пор».

Тут уж ходить вокруг да около было бессмысленно.

— Так вас отстранили от службы?

Михаил Михайлович уставился на свои волосатые колени.

— Мне пока хватит, — сказал он, поднялся со скамейки и вышел из парной.

Тут же облился холодной водой, — к потолку в предбаннике крепилась специальная ёмкость, которая переворачивалась если дёрнуть за шнурок, — присел за стол, хлебнул из потной кружки кваса и дождался, пока я проделаю всё то же самое. А затем тихонечко произнёс:

— Отстранили. Но временно. Ваше назначение руководителем «конторы» и её успех во многом решат мою дальнейшую судьбу.

— То есть это испытательный срок?

— Точно так же выразился Его Величество, — криво ухмыльнулся Панкратов. — Точно так же. Испытательный, мать его, срок.

А я задумался. Затем задумался ещё глубже. И ещё. И всё вдруг таким ясным стало, и таким понятным, и прямым как морской горизонт. Я нужен ему, а он нужен мне. И никаких подвохов! И нечего делить…

— Михаил Михайлович, — сказал я. — Если вы вернётесь на должность, вы пообещаете помочь мне добыть информацию об отце?

— Я ведь уже говорил, что этим делом занималось не моё…

Тут Панкратов осёкся и замер.

— А вообще какого чёрта? — нахмурился он. — Обещаю. Сделаю всё, что только в моих силах.

— Тогда я в свою очередь обещаю вам, что «контора по борьбе с лихоимством» в самые короткие сроки вычистит из этого города всю гниль, — я улыбнулся и протянул Михаил Михайловичу руку. — Я ведь сперва даже не понял, что мы в одной упряжке. Ну так как? Вы согласны?

* * *

В это же самое время

— Не звонят, — Иван Геннадьевич Терентьев нервно расхаживал по кабинету из стороны в сторону.

Мэр Переславля выглядел как мэр Переславля, прямо вот точь-в-точь. Именно его первым делом рисует воображение, когда речь заходит про «губернских чиновников». Возрастом чуть за пятьдесят, низкорослый, с пузиком и причёской как у лего-человечка.

— Не звонят, — повторил он.

— Не звонят, — согласно кивнула Лариса Сергеевна.

— И не заходят.

— И не заходят.

— А почему не заходят⁈ — после этого крика мэра, Ларисе пришлось снять и протереть очки — А почему не звонят⁈ А как так-то вообще⁈ Им мэр… что⁈

— Что?

— Это я спрашиваю! Им мэр что⁈ Насрано что ли⁈

Задыхаясь от ярости, Иван Геннадьевич подошёл к окну и приоткрыл щёлочку жалюзи. На мгновение ему показалось, будто бы над крышами соседских домов проплывает акулий плавник, однако стоило ему сморгнуть как этот морок исчез бесследно. Нервно было Ивану Геннадьевичу. Очень нервно.

А вот Лариса Сергеевна, — его заместитель, — кажется вообще не понимала в чём дело. Сухая барышня бальзаковского возраста, в круглых очках и колготках цвета столовского какао, она сидела в углу и внешне сохраняла спокойствие. Хотя внутри, конечно, тоже паниковала. Просто не привыкла выражать эмоции так же бурно, как начальник.

— Это по нашу с тобой душу, Ларис! — крикнул Терентьев. — Я тебе точно говорю, по нашу! Это всё эти постарались!

Кто такие «эти» Лариса Сергеевна поняла сразу же. А мэр тем временем продолжил истерить:

— Они мне брата не простят, понимаешь⁈ А мне что теперь делать⁈ Сдохнуть что ли⁈ — Иван Геннадьевич в сердцах махнул рукой. — Да кому я рассказываю? Алфёров радуется ходит как дебил, потому что ему сверху разрешили банк не расследовать. Ты молчишь. Ещё и собака эта кудрявая. Как её? Успенская-Ме… Ме…

— Успенская-Меренберг.

— Вот да! Сколько раз она уже звонила?

— Раз двадцать, — буднично ответила Лариса Сергеевна. — Так ведь у неё же работа такая, Иван Геннадьевич. Она ведь журналист.

— Когда не надо она журналист! Где она, когда надо про что-то хорошее написать⁈ Про пандусы новые, например, а⁈ Нету её! А как грязь всякую поднимать… ох, — Терентьев схватился за сердце и присел на пуф.

Краем глаза заметил, что помощница никак не реагирует на его приступ, и подумал о том, что в скором времени может оказаться мальчиком, который кричал «волки».