Я уничтожил Америку 3 Назад в СССР - Алексей Владимирович Калинин

пару-тройку кварталов купить картошку подешевле. Помню, как меня это порой раздражало — ну что тебе стоит, бабка или дедка, зайти в автобус или маршрутку на час позже? Чтобы рабочий люд мог спокойно добраться до нужного места и отправиться зарабатывать тебе на пенсию…

И только когда сам стал преклонного возраста, то понял, что это пожилые люди так вливаются в тусовку. Чувствуют себя живыми среди живых и молодых…

— Ага, — хрипло проговорил водитель. — У всех дела. Только у одних — дела к пиву, а у других… — он не договорил, но в его спине, в затылке читалось понимание.

В этой стране, пронизанной памятью, люди моего возраста и с моей выправкой всегда вызывали тихие, невысказанные вопросы. Мы были ходячими напоминаниями. Одни молодые смотрели на нас с ненавистью, другие — со страхом, третьи — с этим вот молчаливым, усталым знанием. Знанием, что у нас свои «дела», не всегда пахнущие солодом и сосисками.

Я закрыл глаза, отдавшись покачиванию салона.

Автобус выехал на трассу. Первый луч солнца, жёлтый и острый, как лезвие бритвы, ударил в лобовое стекло. Ганс щёлкнул козырьком.

Ганс снова заговорил, озвучив мысли ни о чём:

— В Мюнхене, слышал, дождь обещают. К обеду.

Водителю явно хотелось поболтать. Может быть, чтобы не уснуть, может быть, так пытался скрасить дорогу. Вот только я был не в настроении болтать — чем меньше слов, тем меньше внимания. И при возможном допросе водителю будет гораздо труднее вспомнить неразговорчивого пассажира, чем словоохотливого. Но и молчать тоже не надо — так водитель и обидится на игнорирование, а в память обиженного человека детали врезаются гораздо ярче.

— Ничего, — пробормотал я. — Я ненадолго. Туда и обратно. Может быть и не попаду под дождик.

Я смотрел, как за окном мелькают придорожные сосны, стройные и безразличные. Они словно провожали взглядом четырёхколёсное чудовище, которому не стоялось на месте и которого теперь несло вдаль.

Автобус нырнул в тоннель, и на мгновение стало темно. Осталось только ровное урчание мотора и запах остывающего металла. Это длилось недолго. Вскоре снова возникли сосны, лес, небольшие деревеньки.

В этих деревеньках автобус начал останавливаться и подбирать заспанных пассажиров. Водитель нашёл свободные уши, поэтому я со спокойной душой ретировался на задние сидения и задремал. Ехать предстояло ещё двести километров, так что можно было и подремать.

Только вот едва задрёмывал, как тут же дёргался и просыпался. Да, после почти бессонной ночи ритмичное покачивание убаюкивало, но… Дёргался и снова просыпался.

Всё вроде бы шло как по маслу, но какой-то червячок сомнения грыз изнутри.

Что-то было не так. Но что именно?

Вроде бы никто не следил. Никто не оборачивался на пожилого мужчину в конце автобуса. Никто не следил, даже водитель Ганс. И всё одно — что-то мне не давало покоя. Это было не очень хорошее чувство, но именно этому чувству я привык доверять в прошлой жизни.

Я решил притиснуться в угол и начал наблюдать за людьми, которые постепенно наполнили автобусное нутро. И как ни старался, но всё равно ничего не заметил. Никакого наблюдения, никакой опасности. Возможно, опасность ожидала меня впереди?

Или это приближалась паническая атака?

Да с чего бы? Вроде бы всё ровно и гладко…

На одной из остановок в тёплое автобусное нутро забралась женщина с ребёнком лет шести. И стоило им только войти, как я понял — дальше подремать вряд ли удастся. Светловолосый мальчишка в очках и с ямочкой на подбородке сразу же громогласно заявил, что будет сидеть у окна и всем рассказывать, что он видит за стеклом.

— Тиль, перестань! Веди себя потише, люди хотят немного отдохнуть! — одёрнула его мама.

— А чего они отдыхать вздумали? Сейчас утро, а отдыхать надо ночью! Да, фрау? Вы сильно устали? — мальчишка забрался с ногами на кресло и обернулся на сидевшую позади них достопочтенную матрону.

— Мальчик, я предпочла бы побыть в тишине, — вежливо ответила женщина. — Думаю, что и остальные пассажиры тоже…

— А чего это вы за других говорите? Может, другие думают по-другому? Вон, господин в очках как весело лысиной блестит! Ему точно не хочется тишины. Под музыку и вошкам на лысине кататься будет веселее! — задорно проговорил мальчишка.

— Тиль, нельзя так говорить! — его снова попыталась одёрнуть мать.

— А почему? От этого у господина лысина зарастёт волосами? А чего это он так покраснел? Может, у него инфаркт? Фрау, не хотите сделать господину искусственное дыхание рот в рот? — Тиль никак не мог успокоиться.

По салону прокатились смешки. Мужчина закашлялся и уставился в окно. Но не тут-то было. Мальчишка не стал просто так успокаиваться. Он бы ещё мог спросить, но покрасневшая мать сдёрнула его с сидения и потащила в конец автобуса. По пути мальчишка успел подмигнуть троим пассажирам и даже слямзить яблоко у какой-то зазевавшейся бабки.

— Тиль, ты ведёшь себя непорядочно, — зашипела ему на ухо мамаша, когда они угнездились возле меня. — Так порядочные мальчики себя не ведут. Ты прямо как коммунист какой-то…

Во как! Шалуна коммунистом назвали. Я с трудом подавил улыбку. Мальчишка посмотрел на меня и приветливо кивнул. Я кивнул в ответ. За что и поплатился.

— Господин, а чего у вас голова дёргается? Позвонки сломались? Я вот буду врачом, когда вырасту. Тогда приходите и приносите деньги — я вас вылечу, — проговорил мальчишка.

— Обязательно приду, — улыбнулся в ответ и потрепал его по волосам. — А ты смелый парень, как я погляжу.

— Сущее наказание, — покачала головой мать. — Энергия бьёт через край. Не знаю, что с ним и делать… Тильман Валентин Швайгер, перестань елозить и веди себя нормально. Хотя бы час не дёргайся! Да что ты как коммунист какой-то!

Тильман Валентин Швайгер? Тиль? Тиль Швайгер? Да нет, не может быть такого. Возможно, это просто совпадение?

— Простите, а что вы имеете против коммунистов? — спросил я с улыбкой.

— Терпеть их не могу! Столько плохого они сделали для своего народа. Не выпускают из страны, только в свои республики и могут ехать…

— А вы можете выехать из своей страны? — улыбнулся в ответ. — Не в страну-союзницу, а, допустим, в тот же СССР?

— Не знаю, — захлопала она глазами. — Как-то не приходило в голову.

— Вот видите, — мягко сказал я. — А в СССР, если верить газетам, любой рабочий или инженер может по путёвке от профсоюза поехать в Болгарию или в ГДР, а может и вовсе к морю. За свои же, кстати, деньги, но по цене, которая ему по карману. Это разве плохо?

Женщина нахмурилась, явно не ожидая такого вопроса.