Мракобесие и отвага - Александр Павлович Быченин

Ну а затем, промотав до нужного момента, повернул его так, чтобы мы с Перовой могли видеть экран. Видеть… и офигевать. Не знаю насчёт Авдотьи Михайловны, но у меня была именно такая реакция, особенно когда запечатлённый на видео Клим башкой в потолок впилился. А ещё по завершению просмотра я понял, что легко отделался.

Глава 5

Чудны дела твои, Климушка!

Ну что, типа, здравствуй? Примешь меня? Не знаю, как тут с нечистью домашней, как-то упустил этот момент в адаптивном курсе. Будем надеяться, что домового у Клима-твердянского в общаге отродясь не водилось. Разве что всевидящего Большого Брата в данную категорию занести можно — условно, разумеется. Ну какой из искина домовой? В лучшем случае заботливый дядька, приглядывающий за несмышлёнышем, а в худшем — надзиратель. Ладно, что я всё о плохом, да о плохом? Радоваться надо — вот она, свобода! Насколько это вообще возможно в опричнине. Здесь вам не тут, то есть не сервитут, и уж тем более не земщина. Хотя и там, судя по тем крохам информации, что до меня дошли, особо не забалуешь — глобальная система мониторинга магии работает в режиме двадцать четыре на семь, и работает почти без нареканий. Ну а здесь, в Корса́кове-Волжском, суть IT-столице Государства Российского, от назойливого электронного взгляда не спрятаться, не скрыться. Разве что в собственном сортире, и то по косвенным признакам система определит, каким именно непотребством ты там занимаешься.

А вообще моя новая малая родина — крайне занятное местечко! Я уже в госпитале был поражён до глубины души концентрацией новаторских высокотехнологичных решений, а уж когда перебрался из реанимационной палаты в общую, да дорвался до всяких смежных помещений, так вообще знатно охренел. До такой степени, что уже на третий день устал удивляться и начал воспринимать все электронные навороты как сами собой разумеющиеся. Элементарно пресытился, и включился защитный механизм психики. Я-то, грешным делом, думал, что воспоминания Клима-твердянского неплохим подспорьем послужат, ан нет — после того единственного контакта в белом нигде и ничто, которое докторша Перова обозвала «чертогами разума», мой предшественник больше никак себя не проявил. Даже намёков на фантомную память не было. Видать, очень нехило его тот авалонский менталист приложил! По факту, кроме самой общей информации да базовой нервной деятельности от Клима Вырубаева ничего и не сохранилось. С одной стороны, мне же проще — из объяснений Авдотьи Михайловны я уяснил, что благодаря этому у меня не сформировалась полноценная шизофрения с раздвоением личности, а с другой — теперь до всего пришлось доходить самому. Хорошо хоть, под чутким руководством заботливой целительницы, и иногда — довольно редко! — куратора. И так две недели подряд, то есть четырнадцать дней, считая от того самого, когда я пробудил в себе дремлющие магические способности. Ну, как пробудил? Скорее, собственную психику адаптировал к изначальным свойствам физического тела. Ну а сегодня вот, наконец, сподобился — выписался из больнички и добрался до общаги. Конкретно до корпуса, в котором обитали не обзаведшиеся собственным жильём силовики, к каковым рядовой группы оперативного реагирования при городской жандармской команде Клим Вырубаев имел самое непосредственное отношение. Технари же и прочие службы обеспечения (второй отдел) ютились в соседней высотке. Как мне сказали, проектировщики учли ошибки прошлого и разместили здания достаточно далеко друг от друга, чтобы их нельзя было уничтожить одним ударом — хоть мега-магическим (ultima ratio называется), хоть ядерной бомбой. Но это я загнул, ядрён-батон весь город с лица Земли… тьфу! — Тверди! — сотрёт, и не почешется. С другой стороны, и достаточно близко, чтобы считать место базирования государевых людей отдельным районом. Каковых в Корса́кове-Волжском аж целых пять: два изначальных, опричных — Комаровский и почему-то Утёс, и три окраинных, они же сервитуты — Усольский, Мура́нский с одноимённым бором и Львовский. По названиям посёлков, из которых и вырос славный град айтишников. Вернее, вырос он из Комарова и Утёса, а затем, со временем, из сугубо меркантильных соображений, распространился и на остальные три окрестных поселка. Это в междуречье Волги и Усы́, если что. Из тех же меркантильных соображений новые районы статуса опричнины не получили, зато обзавелись изрядными экономическими послаблениями, что, несмотря на отсутствие поблизости хоть какой-нибудь завалящей хтони, и позволило придать им статус сервитута, то бишь здешней свободной экономической зоны. Что такое хтонь? Да я сам ещё толком не разобрался, единственное, что понял — это что-то вроде Зоны из книжки про сталкеров. Не суть, в общем! Ну и земли тут никто не жалел, строились широко, с размахом. Понятно, что с заделом на будущее, в расчёте на натуральный многоуровневый человейник, в каковые неизменно превращались все крупные города страны, но пока что места хватало. Есть, где разгуляться — хошь пешком, хошь на общественном транспорте, а хошь и на тротуарах-траволаторах, если в опричнине. Я на один такой сдуру залез, но очень быстро перебрался на нормальную пешеходную дорожку. А затем и вовсе вызвал роботакси — натуральный электрокар с полноценным автопилотом. Не то, что у нас на Земле у всяких там «Тесел»… «Тёсел»… «Тесл»… тьфу! Что одно, что другое, что третье — мерзость. Предубеждение у меня к «электричкам», и здешним экипажам на электротяге предстоит изрядно потрудиться, чтобы я изменил своё мнение. Впрочем, не суть! Главное, что на роботакси до общаги я добрался на счёт «раз», и мне даже ха-на не настала, хе-хе. Вопреки любимому прогнозу Вениамина Витальевича. Интересно, как он там? Я ведь за все пять лет так с ним ни разу и не связался… а тот тоже никаких попыток к общению не предпринимал — не из чёрствости, нет. Просто знал, что я не хочу бередить старые раны. Он у нас, при всей брутальности, очень человечный и деликатный. Чувствительный, как я не знаю, кто. Было бы дело на Тверди, я бы решил, что он скрытый эмпат, типа Авдотьи Михайловны. Кстати, о птичках — с ней мы за эти дни довольно крепко сдружились. Именно сдружились, а не всякое там. Так что гусары — молчать! Да и старовата она для меня, откровенно говоря. Нет, в больничке и другие варианты вырисовывались, но я не стал форсировать события — ну его на фиг, ещё опозорюсь, после пяти-то лет полнейшей половой несостоятельности! Хотя кого я обманываю? Там и до перелома позвоночника с интимным опытом не то, чтобы очень дела обстояли. Пубертатный подросток, все дела. Мне, по сути, ещё только предстоит осваивать нелёгкую науку обольщения фемин.