Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3) - Сергей Фомичев

все равно собирался отправить младшего Ясютина в Британию, как агента и консула. Вот с ним и отправишься. Заодно доставите письма в Калькутту и переговорите с Лёшкиным приятелем, как его там… с мистером Хикки. Нам будет нужна хорошая реклама для ярмарки.

— Не боишься оставлять меня надолго с молодым человеком?

— С которым из них?

— С Тимофеем, — Даша пожала плечами. — Хикки я даже не знаю.

— От судьбы не уйдешь, — сказал я в ответ.

Хотя конечно, где-то в душе боялся.

* * *

Отправив Дашу в долгое и опасное путешествие, я занялся своими делами. Как раз вернулась наша экспедиция. Чихотке пришлось ремонтировать шхуны на Кадьяке, поэтому мое раннее появление никого не насторожило.

Я же, не теряя времени даром, занялся подготовкой своего последнего проекта, вернее двух его составных. Прежде всего я начал скупать паи в чужих предприятиях, стараясь охватить всех. У жителей Виктории, у Лебедева-Ласточкина, у Киселева, у Мыльникова, у других промышленников-конкурентов. Игнорировал я лишь Шелехова, испытывая к нему не вполне обоснованную предвзятость.

В империи лишних денег не водилось, поэтому мое предложение о вступление в компании принимали охотно. Со старожилами колоний по большей части тоже всё прошло гладко. Многие из них и без того имели бизнес на паях с моей компанией, и я просто вывел эти паи в отдельный фонд. Тех же, кто на паях со мной ещё не работал, пришлось уговаривать, что не составило труда. Продажа десятая доли не несла угрозы поглощения, поэтому владельцы бизнесов соглашались отдать её в обмен на инвестиции или на паи в меховой компании. Мне все же доверяли в Виктории, а десятых долей для моего замысла было как раз достаточно.

Единственной загвоздкой стала компания Яшки. Целую операцию пришлось провернуть, чтобы заполучить в ней десятипроцентную долю. Я подговорил Сафрона Ныркова, чтобы он от своего имени предложил Яшке обмен паями, а потом продал долю мне. Тот сперва сопротивлялся. Но я заверил, что никакого предательства здесь нет, Яшкин бизнес я поглощать не собираюсь, а доля в его компании мне нужна для общего дела, и что Нырков вскоре сам все увидит.

Второй задачей была раскрутка меховой Ярмарки, которой предстояло стать событием, открывающим наши колонии для всего мира. Открытие можно устроить лишь один раз, и мне хотелось собрать аншлаг.

Перекупая паи у конкурентов на Камчатке, в Охотске, в Иркутске, я не забывал приглашать на ярмарку, как их, так и других меховых торговцев. Я расписывал богатство торгов, обещал шальную прибыль с продажи мехов, гарантировал закупку по бросовым ценам многих припасов, китайских товаров, а также массу всевозможных развлечений. Я обещал, что шхуны компании заберут всех желающих в Охотске и Нижнекамчатске в сентябре и доставят к январю в Викторию, где зимовать куда комфортнее и дешевле, чем в любом из городов Сибири.

Подбить на поездку русских купцов оказалось несложно. Торговлю в Кяхте постоянно лихорадило, а добираться до европейской России получалось не многим проще, чем до Виктории.

В Макао и Калькутту я отправил инструкции с Дашей и Ясютиным. Расчет был на то, что независимые английские торговцы, которые посещали Кантон, уже имели лицензию достопочтенной компании и могли воспользоваться ей, чтобы забежать к нам на огонек. Для кораблей других наций лицензии не требовалось вовсе, их ост-индийские компании в разное время были лишены монопольных прав. В Калькутту, по словам Тропинина, иностранных кораблей тоже заходило довольно, а небольшая сумма в серебряной монете должна была перетянуть на нашу сторону единственного в Бенгалии газетчика.

* * *

Между тем, жизнь в Виктории шла своим чередом. Колычев почувствовал себя увереннее, но казаки понемногу смывались от начальника. Один умотал в Калифорнию, пока мы осваивали Юкон, другой буквально накануне возвращения ушёл к индейцам. Половина из тех, что остались, были разложены либерализмом и присматривались, не войти ли в какой-нибудь бизнес? Хотя другая половина — сущие бандиты — всё ещё искали возможности взять своё. Но на этот раз Колычев не собирался их покрывать.

Выходила как прежде газета, цокали по мостовой лошади, запряженные в пролетки и дилижансы. На другой стороне фьорда по линии конки бегал опытный паровой трамвай, похожий чем-то на первый самогонный аппарат моего папаши. Столь же несовершенным плюхал плицами по воде паровой буксир. Технические новшества появлялись на заводах, на мелких фабриках, в быту. И Лёшка утверждал, что большая часть вещей разрабатывалась почти без его участия. Вроде всё шло по плану. Мы понемногу становились технологически развитой страной.

На общественном фронте тоже произошли перемены.

Секта Расстриги развалилась так же быстро, как до этого и возникла. Произошло это не в следствии утраты веры, а по чисто технической причине — многие дамы вдруг обнаружили беременность. Виной тому был не Расстрига, а юноши, которых привлекла в секту красота бенгалок. Игрались одна за одной свадьбы. И если до этого весь «гарем» жил в большом шатре на Поляне, то теперь молодым семьям потребовалось отдельное жильё.

Расстрига пришел за советом в компанию и поскольку мы уже прекратили финансировать строительство домов для поселенцев, я предложил Расстриге взять кредит в банке. В ответ он лишь покачал головой, а на следующий день появился в конторе строительной компании Качугина с сундуком, который с трудом тащили молодые женихи.

Сундук оказался полон серебра.

Так рядом с Английской у нас появилась Бенгальская улица.

То ли благодаря истории с внезапной одновременной беременностью индийских дам, то ли под влиянием на восприятия мира любви (пусть этот мир создан был мной самим), я вдруг стал обращать внимание на детей. Их в Виктории оказалось на редкость много.

Сперва я подумал, что это сознание шалит со мной, я часто думал над словами Даши и ничего удивительно, что стал замечать детей. Но постепенно я понял, что их и правда много. Я видел их бегающими по улицам, подрабатывающими в мелком бизнесе, поедающими стритфуд на Поляне. Особенно поедающими стритфуд.

Поляна, которая раньше превращалась то в арену для состязаний, то во временный городок, где размещались прибывшие на потлач гости, то в ярмарку, когда все свободное место занимали шатры, балаганы, прилавки и развалы… Поляна теперь стала ещё и одним из мест отдыха горожан — здесь устраивали пикники, которые несколько лет назад ввёл в моду Тропинин. В пасмурный день обычно делали шашлыки, в солнечный приносили корзинки с едой. Появилось множество лотков со стритфудом. Каленые орешки, кебабы, гамбургеры, хот-доги, блины. Фруктовые тележки с прессами предлагали свежевыжатые соки, лимонады.

И теперь я обратил внимание, что некоторые разновидности уличной еды явно рассчитывались именно на детей. Леденцы (и классические петушки и что-то типа чупа-чупса), мороженое (Тропинин, оказывается, запустил небольшую фабрику). Не хватало, пожалуй, только попкорна.

Озадаченный такой оказией, я отправился в Университет в тот самый отдел, что занимался статистикой. Оказалось, что население действительно росло бешеными темпами. Свой вклад вносили и перебирающиеся в город индейцы окрестных племен, завербованные мое агентурой европейские авантюристы, использующие индийский маршрут, поселенцы из России, Китая, Индии и даже немного гостей с Оаху. Но неожиданно на первый план вышел естественный прирост, в котором, конечно, приняли участие все перечисленные категории.

Разумеется, в эту эпоху много детей в семье было обычным делом. Высокая детская смертность уносила каждого второго ребенка в большинстве цивилизованных стран, и даже у нас, несмотря на все санитарные мероприятия, она взимала огромную дань. До появления антибиотиков мы не могли бороться с целым рядом болезней и рассчитывали скорее на естественный иммунитет от здорового образа жизни, витаминов, солнца и свежего воздуха. Но демографический взрыв все равно стал неожиданностью. Дело в том, что на фронтире настоящие семьи были редкостью, а число внебрачных детей по какой-то загадочной причине уступало числу законных (ведь у нас не водились цари, великие князья и вельможи, стругающие ублюдков целыми деревнями).

Записи определили время переломного момента — около десяти лет назад. Примерно в то время и Лёшка женился, и другие товарищи семьями обзавелись, а мы начали массовое домостроение. Похоже именно тогда многим стало понятно, что Виктория «всерьез и надолго». Это вызвало качественное изменение в отношениях мужчин и женщин и, как следствие, скачок рождаемости. Пять-шесть детей было обычным делом в семье и три четверти рожденных благодаря нашим усилиям добирались до подросткового возраста.

— Переход качества в количество, — сказал я, просматривая бумаги.

— Что? — переспросила Галка.

— Переход качества жизни