Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

города я ей уже рассказал на днях, теперь настала очередь деревянных солдат Урфина Джюса. На оставшиеся дни я приготовил ей сказку про Буратино, пока еще не придумав, как его поприличнее переименовать, и сказку о спящей царевне и семи богатырях, которую, увы, придется пересказывать прозой, в стихах я ее совершенно не помнил. Да, жаль, что Пушкин в этом мире так и не появился. Род Пушкиных есть, а Александра Сергеевича, который «наше все», нет. Ну да ладно, может, еще и появится хотя бы кто-то похожий… Кстати, насчет Оленьки был интересный разговор с отцом. Как я понял, главной причиной, по которой они с матушкой забрали девочку под свою опеку, стало нецелевое, мягко говоря, использование денег, что отец давал родственникам Оли на ее содержание. М-да, на то же самое, помнится, жаловалась и Аглая, только у нее до решения вопроса дело так и не дошло. Впрочем, и не могла она там ничего решить, при ее-то роде занятий дочку так или иначе надо было с кем-то оставлять. А вот мои решили, быстро и радикально.

На могилу к Аглае я тоже сходил. Сторож кладбищенский не обманул, те пять рублей, что я заплатил ему, уезжая в Мюнхен, отработал честно и сполна — ухоженная могилка пусть и выглядела грустно, как ей и положено, но вместе с тем навевала какое-то светлое умиротворение. Себе я дал слово по возвращении со службы поставить мраморное надгробие, а сторожу дал три рубля с полтиной.

День, в который мне надлежало явиться на службу, неумолимо приближался. Женская часть семьи всячески выражала свое недовольство таким оборотом. И так четыре с половиной года отсутствовал, а тут опять из дома — что за злая судьбинушка? Но царская воля — это не то, что здесь принято оспаривать, и уж тем более, когда воля царя идет в паре с его обещанием возвысить главу рода, если я не обману царских ожиданий. Возвысится глава рода — лучше будет и всему роду, и семье нашей в том числе.

[1] Гласный — выборный представитель, депутат.

[2] Прусская винтовка Дрейзе 1841 года, французская винтовка Шасспо 1866 года.

Глава 2. Вкус службы

Служба службой, а перед поступлением на нее мне предстояло отметить свой новый уровень, для чего я и отправился в Разрядную палату. Там сделали списки [1] с моих дипломов и письма профессора Левенгаупта, а на следующий день я снова прошел памятную по гимназии процедуру определения разряда одаренности. Вот только на этот раз молочно-белый каменный шар после моих рук стал не синим, как это было тогда, а ярко-красным с багровыми прожилками. Результат я, как и в гимназии, получил в запечатанном конверте, вскрыть каковой надлежало дома. Ожидания мои полностью оправдались, разряд у меня теперь оказался, к радости всей семьи, пятым. А через пару дней я собрал сумку с вещами и явился в Кремлевское воинское присутствие, ведавшее призывом на службу московских бояричей и дворян.

Приняли меня на службу в чине подпрапорщика, то есть я должен был полгода отслужить фактически рядовым, а когда на собственной шкуре познаю все прелести и даже некоторые тонкости службы, меня ждало производство в прапорщики. Прапорщик — он вроде бы как уже офицер, но не вполне настоящий. На командные должности прапорщиков не ставят, их участь — состоять адъютантами при настоящих строевых офицерах и таким вот образом набираться служебной премудрости. А вот дальше уже произведут в подпоручики и все, тогда-то и можно будет не только считаться офицером, но и быть таковым на самом деле. Впрочем, сословная принадлежность одну привилегию мне в нелегкой жизни подпрапора обеспечивала — вместо получения и последующей подгонки по фигуре казенного обмундирования мне выдали пособие на его пошив. Правда, рассчитывалось это пособие по усредненному варианту, и расходы на построение мундира у тех портных, кои считались настоящими мастерами такой работы, полностью не покрывало, но как мне сразу же при выдаче пособия объяснили, пошив у других портных сослуживцы не поймут и не одобрят.

Ох, и красавчиком же я в новопостроенном мундире смотрелся! Темно-зеленый полукафтан с пуговицами желтой меди [2] и алыми шнурами на груди, ярко-синие воротник, обшлага и погоны, обшитые тем же алым шнуром, на воротнике и обшлагах — петлицы из желтой тесьмы, прошитой золотыми нитями, по краю погон выкладка из той же тесьмы, не мундир — конфетка! К этому великолепию прилагались серовато-синие штаны, официально именуемые шароварами, но по невеликой своей ширине на таковое звание никак не тянувшие, хотя и не стеснявшие движений, две пары юфтевых [3] сапог (строго по размеру ноги на лето и чуть побольше на зиму) и для особо торжественных случаев белые перчатки. Конечно, стоячий воротник, застегивавшийся на крючки, некоторые неудобства доставлял, но мое тело привыкло к ним еще в бытность Алеши гимназистом.

Головных уборов мне полагалось аж две штуки. На парад, в караул и в строевое учение носилась слегка зауженная кверху барашковая шапка черного меха с ярко-синим суконным колпаком в виде усеченного конуса, с медным орлом впереди и черно-золотисто-серебристой кокардой над ним. В прочих случаях следовало носить фуражку с темно-зеленой тульей, ярко-синим околышем, алыми кантами и все той же кокардой. В отличие от нижних чинов, носивших фуражки-бескозырки, мне как подпрапорщику фуражка полагалась с козырьком черной лаковой кожи.

Остальные предметы обмундирования мне выдали уже казенные — толстого некрашеного сукна шинель, почти такую же, как я носил в армии в прошлой своей жизни, верблюжьей шерсти башлык [4] с ярко-синими прошивками, да рубаху гимнастическую, или, попросту, гимнастерку, пошитую из белого полотна на манер простонародной косоворотки. До ношения гимнастерки в качестве строевого обмундирования тут еще не дошло, и надевать ее полагалось именно и только при выполнении гимнастических упражнений.

Снаряжение тоже выдали казенное — два поясных ремня, один из которых, белый, полагалось носить при параде и иных объявляемых особым приказом случаях, другой, черный, для вседневной носки, на оба ремня имелась одна бляха из все той же желтой меди; не шибко удобный ранец из черной кожи; медный котелок с деревянной ложкой и медную же, обтянутую серым сукном, баклажку для воды; луженую медную чарку; патронную сумку черной кожи с орлом желтой меди; сумку-кармашек для капсюлей. К этому добавлялись две смены белья, две пары запасных портянок полотняных и еще две суконных, зимние рукавицы с отдельно пришитым указательным пальцем, да всякая мелочь — полотенце, сапожная вакса, щетка и бархотка, расческа, мел для чистки пуговиц