Фантастика 2025-39 - Екатерина Аникина

— нет проблем с его существованием связанных, — гнев все еще застилал мне глаза, но я прекрасно осознавал одно, говорили мы с ней на латыни. И это хорошо, потому что на певучем русском столько сарказма на голову собеседника невозможно вылить.

— Медичи не аптекари, — я даже моргнул, когда услышал, что Зоя, из всей моей речи услышала только то, за что ее разум, пребывающий в смятении, зацепился.

— Сейчас, да, а раньше вполне себе были. Ну, это, примерно, как ты, княгиня, когда-то, возможно и стала бы византийской царевной. Но царевна без царства…

— Послушай меня, Иван, — она выпрямилась, и теперь стояла передо мной бледная, но гордая с высоко поднятой головой, что ни говори, настоящая княгиня. Быстро же она оправилась, мелькнуло в голове, и я не знал, то ли злиться, то ли восхищаться этой женщиной, несмотря на то, что она с маниакальным упорством пытается избавить этот мир от моего присутствия. — Ни для кого не секрет, что я мечтаю видеть одного из своих сыновей на великокняжеском троне, после его отца. Но я никогда не опустилась бы до такой безвкусицы, чтобы отравить тебя на глазах у всего подворья. Потому что первое, что пришло бы на ум каждого из свидетелей, что это я насыпала щедро яду, куда там ты говорил — в пирог? И то, что ты стоишь здесь передо мной — пример тому. Я не умалишенная и никогда ею не была, и ты прав, при папском дворе я постигла одну простую истину, можешь творить что хочешь, но лишь при одном условии — не попадайся. Не попадешься, и сможешь купить индульгенцию за десяток дублонов. Но если попадешься, или хотя бы тень подозрений падет на твою голову — берегись. Весь гнев и судей, и толпы падет на твою голову. Я никогда не совершила бы такую глупость, — и она показала пальцем на окно. — Я не знаю, откуда ты узнал про Орсини и Медичи, наверное, этот пустобрех венецианский посол проболтался, но уж они бы научили меня, как можно отравить кого-то незаметно. Не знаю, как Орсини, а Медичи в этом большие мастера.

— Но, если это не ты, княгиня, то тогда кто хотел меня вот так безвкусно, как ты говоришь, убить? — я устало прислонился к дверному косяку. Сам не понял, как очутился у двери, наверное, так сильно хочу выбраться отсюда на свежий воздух. Ненавижу местные дома, даже дворцы, просто ненавижу. Вот выгоню дядю Мишу из Твери, сяду на княжение и построю себе нормальный такой дворец, итальянца какого-нибудь найму в крайнем случае.

— Не знаю, — Зоя подошла к своему рабочему месту и села на стул, стоящий перед пяльцами. На холсте был наполовину вышита часть Рима, относящаяся к Ватикану. — Заново посмотри на свое окружение, может кто злобу на тебя затаил.

— Кого бы ты назвала первым? — мы уже даже не титуловали друг друга. Означает ли это, что наши отношения вышли на новый лад? Хрен знает, может и означает, а может они и вовсе усугубились.

— Ты просил правду? — она резко развернулась, глядя на меня снова снизу вверх. — Хорошо, тогда услышь правду. Больше всех в Москве, даже больше, чем я, смерти тебе желает лишь один человек — твоя жена Елена, прозванная Волошанкой. — И она снова отвернулась, и потянулась за шелковой нитью.

Я же, с минуту глядел, как она подбирает нити и складывает их на пяльцы, чтобы увидеть, цвет будущей вышивки. А затем резко развернулся и вышел, столкнувшись на пороге со стайкой барышень, спешащих к своей княгине, чтобы развлекать ее за работой.

Был ли я потрясен, услышав про Елену? Не знаю. Не уверен. Как не уверен и в том, что эта римская змея не пыталась оговорить ее. Поговорить с Еленой? И что ты, Ваня, хочешь услышать? Правду она тебе все равно не скажет, а вот то, что она тебя явно недолюбливает, если не сказать больше, ты прекрасно за несостоявшимся обедом разглядеть сумел. В этом гадюшнике есть хоть один человек, который не хотел бы меня убить, максимально болезненно и жестоко? И самое главное, за что?

Выйдя из терема, я подошел к мрачному Волкову.

— Нашел? — я не уточнял кого, да этого и не требовалось. Он покачал головой.

— Найди остальных, собирайтесь, и мои вещи собирай. Поедем к войску, там остальных дворовых дождемся, — и я решительно двинулся в сторону княжеских палат. Надо предупредить великого князя, что я отчаливаю. Чтобы не гневался больше положенного.

Вообще поездка за город к войску, была не самой дурной. Там меня вряд ли травануть попытаются, потому что я близко никого к своему котлу не подпущу, а уж кашу я как-нибудь сумею сварить. Ну и это прекрасная возможность потренироваться в ратном деле. Точнее, заставить тело вспомнить все-то, чему Ивана очень долго и упорно учили, пока мышечная память еще была сохранена.

Катерина

После случившегося придаваться меланхолии и самобичеванию было некогда, поэтому, собрав всю силу воли в кулак, невольно удивившись, что ее, оказывается, у меня довольно большой запас, несмотря на уговоры своего личного окружения, которое помимо Кара и Ванессы составляли две акушерки и итальянский врач, которого называли сеньор Вианео, я встала с постели и лично прошлась по замку, чтобы на корню изжить различные слухи о мое смертельном ранении, которые начали распространяться со скоростью лесного пожара в особо засушливое лето. Доктор Вианео был молод, но тем не менее, достаточно квалифицирован, чтобы в этих условиях абсолютного незнания медицины, напичкать меня всевозможными настоями, которые практически сняли боль в животе и прояснили мое сознание. Не удивлюсь, если он намешал какие-нибудь легкие наркотики, но мне было все равно, главное, что помогало.

Этой небольшой передышки хватило, чтобы раздать указания и узнать последние новости. Как оказалось, со слов Бордони, напавший на меня тип был одним из наемников, который находился на содержании в самом замке, и за которого отвечал кастелян. Самого же кастеляна, кстати, больше никто не видел, что зародило нездоровые подозрения в его адрес. Из замка ему некуда было деваться, мимо людей, охраняющих выход в Ватикан, он не проходил, но это опять-таки было со слов самих наемников, которым я с той минуты, когда пришла в себя и, наконец, выпустила из рук кинжал, не доверяла и теперь всегда таскала с собой какую-то то ли саблю, то ли кривой меч, я не знаю, как эта штука правильно называется, но подобную постоянно носила настоящая Катерина Сфорца, наверняка не просто так, совсем уж без причины.