Мангака - Александр Гаврилов

Человек двадцать подростков перешёптывались друг с другом, то и дело бросая на меня украдкой взгляды, но я старательно их игнорировал. Хорошо, что скоро прозвенел звонок, и им сразу не до меня стало.

Только соседка той дурочки, которую я в парке спас, всё ещё с любопытством посматривала в мою сторону.

А она ничего так с виду. Белоснежная кожа, правильные черты лица, прямые, длинные волосы, убранные в хвост, идеально ровная спина, и довольно высокий рост, судя по тому, что она где-то на полголовы возвышалась над своей подругой.

Интересно, рассказала та что-нибудь ей о случившемся, или нет? Впрочем, плевать. Очень надеюсь, что им всем не до меня будет, и моё присутствие будут просто игнорировать. Группировки в классе наверняка уже сложились, меня же сложно было отнести к какой-то из них.

Я хоть и не урод, но к признанным красавцам отнести меня было сложно, так что к группе принцев и принцесс класса, оккупировавших первые и вторые ряды парт, мне никак не примкнуть, даже если бы я этого и хотел. А я — не хотел. Скорее всего, эта группа будет просто игнорировать меня, как и почти всех своих остальных одноклассников.

Ещё тут должны были быть группы спортсменов, ботанов, и середняков. Вот из них кто-то мог и подвалить ко мне на перемене.

Ну, и последней группой в классе были изгои, хотя, группой в прямом смысле слова они не являлись, так как были каждый сам по себе.

Сидели они, как правило, в самом конце класса, с ними никто не общался, да и сами они друг с другом не общались. В изгои же можно было попасть по многим причинам.

На первом месте была внешность. Если человек уродлив, или у него просто был какой-то изъян во внешности, то он автоматически попадал в эту категорию.

Да и в принципе, если школьник не такой, как большинство, выпадает из неких общепринятых стандартов, то уже этого было достаточно, чтобы остальные ученики в лучшем случае, переставали с ним общаться, а в худшем, начинали над ним издеваться.

Причём, физически тут издеваться было не принято. Школы обычно строго наказывали за драки. Нет, издевались морально, давили на психику, постоянно насмехались, либо наоборот, полностью игнорировали. Могли и пакостить по мелочам.

Явление это было широко известным в Японии, и носило название идзимэ.

Школы, конечно, с ним боролись. С первого класса учили детей думать о других, соблюдать все правила, жить ради группы, и каждый год перемешивали классы, но изжить это явление пока не удалось.

Ещё в эту группу учеников можно было попасть, если чем-то не угодил кому-то из принцев или принцесс класса. Поругался с кем-то из них, и всё, до конца школы над тобой или издеваться все будут, или игнорировать, и смена класса тут не поможет. Только смена школы.

Впрочем, мне на все эти местные разборки было глубоко плевать. Только рад буду, если со мной никто разговаривать не будет.

Я нехотя посмотрел по сторонам.

На последнем ряду, если не считать меня, сидели парень и девушка. Парень был очень низкого роста, где-то на голову ниже меня, и щуплого телосложения, и сейчас он тоскливо смотрел в окно, рядом с которым сидел, и как-то сразу стало понятно, что он-то как раз точно изгой.

Девушка же сидела у стены, длинные распущенные волосы закрывали от меня её лицо, фигура, похоже, была самая стандартная, так что пока непонятно было, за что её игнорируют в классе. А то, что игнорируют, я уже точно знал. Хотя звонок и прозвенел, но учитель ещё не пришёл, так что одноклассники пусть и в полголоса, но переговаривались друг с другом, и только эти двое сидели молчком, и никто даже не пытался с ними заговорить.

Как раз на этой мысли дверь в класс распахнулась, и быстрым шагом вошёл учитель.

* * *

— Садитесь, — каким-то мрачно-усталым голосом разрешил нам довольно высокий для японца мужчина, положил какую-то папку на свой стол, и встал перед электронной доской, лицом к нам, сложив руки за спиной. Дождался, когда в классе установится полная тишина, и начал урок тихим голосом.

— На прошлом уроке мы с вами начали новую тему по творчеству выдающегося японского поэта Тимитцу Огаси. Из-под его пера вышло более семи тысяч стихотворений и хокку, в которых он воспевал любовь к животным, насекомым и природе.

Всю свою жизнь Тимитцу Огаси провёл в своей родной деревне, а его поэзия отличается использованием личных мотивов, детской простотой, употреблением местных диалектов и диалоговых форм. Наиболее известными его сборниками являются «Моя весна» и «Живое и мёртвое».

Впрочем, обо всём этом я рассказал вам вчера, и скоро нас ждёт небольшой тест по его творчеству, а на сегодня я вам задал сочинить небольшое хокку об осени. Кто хочет начать? — он строго окинул нас взглядом из-под очков, но леса рук не наблюдалось. Все ученики наоборот опустили глаза вниз, делая вид, что их тут вообще нет.

Мне же лишь какие-то нелепые мысли сейчас на ум шли. Например, почему все учителя-мужчины, которые что-нибудь вели у Сайто, были в очках? Это тут мода, такая, что ли? Или думают, что они им серьёзный вид придают, и специально их носят?

— Я вижу, у нас в классе сегодня новенький, — он как будто почувствовал, что я думаю о нём, и остановил взгляд на мне, — Я понимаю, что вас не было на прошло уроке, молодой человек, и вы не знали о моём задании, но, может, вы сможете нас удивить, и прямо сейчас придумаете какое-нибудь небольшое хокку? Представьтесь, пожалуйста.

Я нехотя поднялся со стула, и слегка кивнул ему, — Сайто Кушито.

— Меня зовут Даичи Тадама, — представился в свою очередь он, — Так что, молодой человек, сможете нас удивить?

Я задумался. Можно было бы просто сказать — нет, сесть обратно, и от меня отстанут, но так уж совпало, что я не только мангой увлекался в своё время, но и довольно много о Японии читал, в том числе, и хокку, так что можно было кое-что и подобрать подходящее…

­- Опала листва.

Весь мир одноцветен.

Лишь ветер гудит, — монотонно продекламировал я, как мне показалось, вполне подходящие строчки.

— Неплохо! — он аж слегка похлопал мне, — Вот,