Стратагема несгораемой пешки - Андрей Евгеньевич Фролов

— Анкоридж. — Доппельгангер пожал плечами и уставился в потолок, припоминая. — Мисурата…

— Ладно-ладно, не считая этих досадных недоразумений — никогда.

— Вернемся к делу?

— Уже вернулись, раздери тебя Треххвостый Рама! — Поверенный недовольно вздохнул, заворочался на стуле. Допил остывший кофе, похрустев случайно попавшей в рот коричневой гущей. — Варианта два. Первый: увести контракт из-под носа одного известного тебе ирландца. Сесть на нудное и рисковое охранение одного европейского депозита. Пока без деталей. Платят достойно, но не запредельно, что и смущает. А еще: даже самая мелочная месть в нашем деле — лишний багаж, ты ведь знаешь об этом, мой мальчик?

— Знаю. Второй вариант?

— Не гони лошадей. Второй вариант еще в проработке, но если торг пройдет успешно, мы оба останемся в самой сладкой карамели, какую только можно сварить. Поэтому… — Бенджи предупреждающе поднял ладонь, не позволяя себя перебить, — я все же вступил в переговоры с менеджерами «Конро». Но лишь для того, чтобы продолжать поднимать ставки. Тебя устраивает такая тактика?

— Более чем. — Мартин кивнул, взвешивая полученную информацию.

— Потерпи. Финукейн, конечно, заблевал нам ковры. Но ты прав, мы еще обернем ситуацию себе на пользу. — Агент подмигнул. — Окончательные переговоры состоятся следующей ночью.

Данст снова кивнул и полез за бумажником.

— Спасибо за кофе, мальчик мой. — Молтон встал, снимая пальто со спинки стула. — Послезавтра я выйду с тобой на связь. Через клоповник, конечно же. Если правление даст положительный ответ, обсудим детали. Если отрицательный — рассмотрим иные, менее интересные варианты.

— А может, еще раз здесь? — Дансту отчаянно не хотелось вновь тащиться в грязный дешевый мотель. — Я снова угощаю…

— Меня не будет в городе, — мягко отрезал поверенный. Набросил пальто, натянул меховую шапку, такую же седую, как и его родная шевелюра. Пробурчал через плотную синтошерсть медицинской маски: — Передай хозяину комплимент.

— Передам.

Не прощаясь, Бенджамин Молтон покинул кафе. Необычно плавно и бесшумно для своего возраста и комплекции. В приоткрытую им дверь тут же ворвался запах гари, уличный шум и грохот. Мартин отсчитал купюры, подкладывая под блюдце, и тоже поднялся на ноги.

Реймс. 21 декабря 2068 года. 15−10

Труп остался в подворотне улицы Белен, и Киллиан даже не потрудился спрятать тело за мусорные баки.

Старый Город сверкал и веселился, всей душой готовясь к предстоящим праздникам Религиозной Терпимости. Город делал вид, что не подозревает, что на его старинных тихих улицах выслеживают и убивают друг друга люди.

Ирландец неторопливо вывернул на Дюрюй. Осмотрелся, растворился в потоках туристов, предпразднично-веселых и беззаботных. Вынул из кармана пачку, размял в пальцах сигарету с таббабинолом, закурил. Несколько минут постоял на перекрестке, стараясь не попадать в объективы полицейских камер. Затем подтянул выправившийся из-под пальто шарф и свернул на юг по Полен Парижу…

Десять минут назад он покинул магазин с антикварными швейными машинами. Заманил одинокого наблюдателя в тихое место, устранив быстро и безболезненно. Правда, слегка потянул кисть правой руки, теперь вынужденный болезненно растирать запястье. Однако — что не удивляло, — короткая схватка даже подняла ему настроение, сбросив с души серую зимнюю хмарь. Кроме того, он обязательно использует произошедшее в беседе с Дрейфусом. Потому что если молодые некотируемые пешки идут на риск подправить собственную репутацию на его устранении, он все еще находится в центре обсуждений Комитета. А реклама никогда не бывает лишней…

Он улыбнулся. Вспомнил, как сам еще совсем недавно наивно полагал, что сможет перехватить контракт, устранив подрядившегося пешку. А еще улыбка была вызвана тем, что Финукейн, уже больше суток не ступавший на виртуальные земли инфоспатиума, получил окончательное подтверждение, что Шлейзинг закрыл сделку.

Навстречу прошли две девушки, чьи лица по последней моде были почти скрыты высоченными стоячими воротниками. Киллиан подмигнул им, прекрасно понимая, какое впечатление производит — высокий, огненно-рыжий, статный и широкоплечий. Девушки захихикали, отгораживаясь воротниками, и заворковали на арабском. Проводив их голодным взглядом, ирландец докурил сигарету, выбрасывая фильтр под колеса автоматизированного уличного уборщика. Если бы не предстоящая встреча, он бы обязательно склеил обеих…

Нож, отобранный у убитого, оттягивал карман. Хороший, армейский, выполненный из сплавов, не фиксируемых полицейскими сканерами. Вероятнее всего, мертвой пешке его подарил наставник. Перед тем, как выпустить в одиночное плавание, где вознаграждение сопоставимо с риском. Увы, безымянный боец никогда не узнает, кто отнял жизнь и сувенир у его воспитанника…

Киллиан обожал такие схватки. Мимолетные, внезапные. Предшествующие настоящей битве, в которой сойдутся профессионалы. Они будоражили и кипятили кровь. Они давали понять, что ты снова в игре.

Возле крохотного лотка по продаже зонтов боязливо курили в кулаки трое подростков — двое парней и девчонка. Самый рослый и обритый наголо носил разноцветные колготки-шоссы, выдававшие принадлежность к националистическим бандам.

Зато двое других к задорной радости Финукейна оказались новомодно разодетыми в узнаваемую одежду «шахматного» образца — на локтях и коленях плотные псевдобронированные накладки, швы плотные и яркие, каждая деталь плотно подогнана по фигуре, на ногах удобные высокие ботинки в армейском стиле. На бедрах — чехлы мобикомпов, формой напоминающие пистолетные кобуры. Воротники черных курток копировали горжеты «Кирасиров», на груди белели дерзкие шевроны с именами самых известных корпоративных наемников, когда-либо попадавших в поле зрения СМИ.

Люди во все времена любили подражать своим героям. Любили создавать яркий, узнаваемый, нарицательный образ, и не столь уж важно, чей именно — космонавта, доброго доктора, фокусника, всесильного персонажа комиксов или кровожадной пешки. В особенной степени такому поветрию всегда податливы дети, оклеивающие свои комнаты голографическими плакатами с изображениями кумиров.

Рыжий вдруг улыбнулся, кивнув молодым людям.

Те заметили. Ответили презрительными, нарочито-тяжелыми взглядами, и даже сигареты стали держать на виду, с откровенным вызовом. В их глазах неприметный мужчина был лишь частью убогого блеклого мира, где даже одеваться со вкусом не умеют. Они же, когда вырастут, обязательно бросят вызов — системе, запретам, низкой зарплате, серости дней, необходимости растить детей, любым законам и правилам. Создадут свои законы, достойные мечтателей. Рискнут, взявшись за оружие ради интересов таинственных бхикшу, управляющих миром…

Киллиан вздохнул, все еще усмехаясь собственным мыслям. Ему действительно нравились социальные мифы, создаваемые такими, как он, Ландау или, например, Юрген. Нравились образы, шумиха, покров тайны. И растущая прибыль производителей игрушек, выбрасывающих на рынок что-то вроде «Черный Ферзь „Спектракома“» или «Последний юрэй „Макромел-Астра“» (плащ, пистолет и ножи в стандартный комплект не входят, пожалуйста, приобретите их отдельно)…

Финукейн ускорил шаг.

Шлейзинг