Коррекция (Йеллоустоун) - Геннадий Владимирович Ищенко

– Уже два месяца. И мне никто не говорил, сама случайно увидела. Я ещё думала, что это на меня все таращатся, теперь ясно. Как же, обезьянья Мадонна!

– Мне тоже никто не сказал, а ведь наверняка смотрели. Я ещё кое с кем разберусь. Плохо, но раз это пошло по рукам, нужно использовать для дела. Дам команду, чтобы ненавязчиво распространили эти записи среди иммигрантов и довели до их сведения, что животные настолько страшные, что к ним боится подходить даже обслуживающий персонал.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. Помнишь, что о нас говорили в западных СМИ? Как ты думаешь, много уважения будет у беженцев к стране, которой руководит такая одиозная личность, как я? Они ведь прибежали к нам не от большой любви, а из-за страха смерти. Благодарны, конечно, но благодарность имеет обыкновение проходить. Уважение мы у них заработаем, а нам надо чтобы не только уважали, но и любили наш народ. Только тогда они станут своими. А пока пусть смотрят. Наши-то не поверят ни в какую божественность...

– Ты уверен? – спросила Лида. – Подержи комм, я сейчас приду.

Жена ушла на кухню и тут же вернулась с ножом в руке.

– Вроде чистый... – сказала она. – Смотри!

Зажмурившись, провела ножом по ладони. Порез сразу окрасился кровью.

– С ума сошла! – Алексей отбросил комм и схватил у неё нож, порезав при этом палец. – Чёрт! Пойдём смоем кровь и продезинфицируем!

– Не суетись, – сказала Лида. – Тоже порезался? Так даже лучше. Смотри, вытираю платком. Вуаля! Теперь давай свой палец. Как тебе?

– Давно узнала? – спросил он, с удивлением рассматривая палец, на котором не было и следа пореза.

На ладони жены виднелась тонкая ниточка шрама, которая исчезала на глазах.

– Вчера порезалась и обалдела. Хороший факт в копилку нашей божественной природы? Что молчишь?

– Вспоминаю, когда поранился последний раз.

– Ну и когда же? Мне ничего не вспоминается. Было, наверное, но давно.

– Я не вожусь с готовкой, поэтому не резался, но года два назад повредил палец. Только я не знаю, когда затянулось. Наложили повязку, и я забыл об этой ранке. Бинт сняли на следующий день. Врач удивился отсутствию шрама, но я тогда не придал этому значения.

– Но ведь не на глазах же затянулось? Вот я и говорю, что мы изменились. Может, обследоваться?

– Я всё сделаю сам, – пообещал Алексей. – У меня есть лаборатория, где проведут анализы и ничего никому не скажут. Может быть, и найдём что-то полезное для других, но я в это не верю. В прошлый раз ничего не нашли, не найдут и сейчас.

Глава 28

Когда их остановили люди в полушубках и меховых шапках с козырьками, Мартин решил, что это конец. Сейчас его пристрелят из висевших за плечами автоматов, а жену... Оказалось, что это польские пограничники, которые не пропускали никакой транспорт.

–Выметайтесь! – грубо по-английски сказал один из них. – Здесь недалеко, дойдёте и без колёс. Русские обойдутся и без вашей тачки, а за проход нужно платить!

К ехавшей за ними машине тоже подошли и забрали, правда, без хамства: в ней сидели белые. На машинах приезжали меньше половины, остальные шли пешком. Глядя на них из окна электромобиля, Мартин приходил в ужас от мысли, что и им тоже пришлось бы идти своим ходом через Бельгию, обе Германии и Польшу. В Бельгии их хоть пускали переночевать в пустые сейчас школы и поили горячим чаем, а в Восточной Германии слегка подкармливали, но поляки не давали ничего и не позволяли у себя задерживаться даже ненадолго. Ходили слухи, что они убивали всех, кому русские отказали в приёме. Возможно, это было гуманно, так как у этих людей не осталось сил. И куда идти? Он всю дорогу гнал от себя мысль, что и их тоже... Чувствительный толчок в спину прогнал мысли и заставил торопиться. Он подхватил одной рукой Сьюзен, а в другую взял тяжёлый саквояж, а Элизабет одела рюкзак и забрала сумку с остатками провизии. Джастин и Дарси, которым принадлежала машина, тоже поспешно нагрузились вещами, и обе семьи влились в бредущую по заснеженной дороге колонну людей. Идти пришлось два часа. За это время Мартин дважды видел, как идущие впереди люди падали и больше не пытались подняться. Их обходили или оттаскивали в сторону и освобождали от тёплой одежды и вещей. Никто на такое не реагировал, все были на пределе и жили только одной мыслью: дойти до конца, а не лежать вот так у обочины дороги мёртвыми и обобранными. Когда толпа впереди начала редеть, увидели два десятка автобусов, в которые солдаты, похожие по виду на польских пограничников, направляли людей. В том, что это не поляки, он убедился, когда они подняли упавшего в снег мужчину и отнесли его в один из автобусов. Вместо отъезжающих, наполненных людьми подъезжали уже пустые. Беженцев не нужно было подгонять садиться в автобусы, они сами бежали к ним на остатках сил. Пограничники лишь следили, чтобы не было давки. До места, где решалась их судьба, доехали минут за пятнадцать. Их подвезли к одному из нескольких десятков зданий и завели внутрь. Прежде всего заставили сдать все вещи.

– Внимание! – прозвучал говоривший по-английски голос. – Сейчас сдаёте свои вещи и получаете временные чипы. Если вас примут, ваши вещи доставят по месту жительства, если нет, вам их вернут. Прошу всех действовать быстро и соблюдать очерёдность. Если с вами маленькие