Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

– Катя, – тихо сказал он, удерживая её взгляд, – если бы я мог начать заново, всё равно выбрал бы этот путь. Ради тебя. Ради нашей встречи. Даже если она обернулась прощанием.

Екатерина кивнула; по щекам медленно скатились слёзы, блестя в холодном свете фонаря. Она сделала крошечный шаг и замерла: время истекло, любая попытка задержать его лишь усложнит неизбежное.

Дмитрий оглянулся, будто ища опору, которой уже не было. Собравшись, чётко произнёс ключевое слово:

– Горизонт.

Слово отозвалось лёгким головокружением, нарастающим, как волна. Он понял: процесс запущен, пути назад нет – остаётся довериться тому, что ждёт впереди.

Екатерина, уловив перемену воздуха, потянулась к нему, но остановилась, осознав: всё решено. Она стояла, впитывая глазами его движение, голос, профиль – запоминая образ, который меркнул перед ней.

Маша смотрела, сжав ладони до белых костяшек, губы её были плотно сжаты. В глазах стояли отчаяние и тревога, но она молчала, боясь нарушить хрупкий баланс мгновения.

Курносов застыл в стороне, наблюдая со своей сухой профессиональной сдержанностью – как хирург, знающий, что исход уже определён и остаётся лишь точно запомнить детали. За внешним холодом скрывалась тяжесть: он тоже терял друга, возможно, навсегда.

Головокружение усилилось; земля будто ушла из-под ног, и вокруг поднялась мутная дымка, заполняя пространство. Дмитрий едва заметно качнулся, поднял голову и медленно обвёл всех взглядом, как бы фиксируя лица до последней черты.

– Спасибо вам, – произнёс он тихо – так, что было непонятно, кому обращены слова: друзьям, судьбе, обстоятельствам, самому себе.

Екатерина шагнула ещё, потянула к нему руку и застыла на полпути, будто ощутив невидимую границу – тонкую, но непреодолимую, разделяющую одну жизнь и другую.

– Дима, я люблю тебя! – успела сказать она, голос сорвался, полон боли и нежности. – Всегда буду любить. Помни это, где бы ни был, прошу.

Дмитрий кивнул, с лёгкой грустной улыбкой – в ней были благодарность, любовь и принятие неизбежного:

– Я знаю, Катя. Я тоже буду любить тебя – всегда, до последнего дня, где бы ни оказался. Обещаю.

Мир поплыл. Линии и цвета стирались, будто кто-то проходил по реальности ластиком. Голоса друзей уходили в глухую даль, слова распадались, лица таяли. Лишь внутренний голос повторял сказанное этим вечером – от этого сердце сжималось.

Он ещё раз посмотрел на Екатерину: она стояла, тянула к нему руку и молча плакала. Это и стало последним, что он различил, прежде чем связь с этим местом, временем и людьми оборвалась.

В самый крайний миг, когда темнота уже подступила, Дмитрий ещё раз шепнул:

– Спасибо…

Он не понял, прозвучало ли слово вслух или осталось эхом, – уже неважно. Главное: он успел сказать всё, что мог, и теперь оставалось довериться судьбе и идти туда, где ждут другие задачи, другие люди, другая жизнь.

Аллея растворилась, утонула в сером тумане, и за ним осталась лишь холодная неизвестность – новая глава уже начиналась.

Сознание Дмитрия медленно, но неотвратимо отрывалось от реальности семидесятого девятого, покидая тело и место, оставляя после себя короткую пустоту. Со стороны это был резкий обморок: ноги подкосились, голова откинулась, тело рухнуло на промёрзшую землю аллеи.

Курносов, до последнего державшийся в стороне, рванул вперёд и успел подхватить его. Маша подбежала с другой стороны, вместе они уложили Дмитрия на ближайшую скамейку. Двигались быстро и слаженно, как люди, привыкшие к экстриму.

– Дима! Дима, очнись, прошу, – шептала Екатерина, склоняясь над его неподвижным лицом, пытаясь встретиться с закрытыми глазами, будто взгляд мог вернуть его обратно хотя бы на мгновение.

Слова сбивались, превращались в горячий шёпот, слышный только ей. Дмитрий оставался холоден и неподвижен – уже покинувший это место и время. Она понимала: остаётся лишь смириться, каким бы невозможным это ни казалось.

Маша выпрямилась, молча взглянула на Курносова – и в этом взгляде была общая, трезвая ясность: случайностей здесь нет. Они оба поняли, что это прощание – навсегда.

– Он уже ушёл, Катя, – тихо сказала Маша. – Его больше нет с нами. Мы ничего не можем изменить.

– Я знаю, – прошептала Екатерина и снова наклонилась к его лицу, будто ловя последние признаки присутствия человека, которого любила сильнее всего.

Курносов стоял рядом неподвижно, удерживая внешнее спокойствие, хотя внутри всё сжималось. Он положил ладонь Маше на плечо – короткий, уверенный жест поддержки.

– Всё, что нам остаётся, – помнить, – сказал он ровно. – Помнить и жить дальше. Дмитрий не зря был здесь. Давайте сохраним это и не дадим памяти исчезнуть.

Аллея была почти пуста; московский вечер окутал их матовым светом фонарей, тщетно пытаясь смягчить боль расставания.

…А где-то далеко, в другом времени и жизни, сознание Дмитрия осторожно возвращалось в своё тело, лежавшее в капсуле института в две тысячи двадцать пятом году. Сначала – будто теплела вода, обрисовывая форму, вес, реальность.

Он открыл глаза и поморщился от яркого, стерильного света. Над ним – Варвара и Виталий, внимательные, напряжённые.

– Дмитрий, как ты себя чувствуешь? Ты нас слышишь? – спросила Варвара, наклоняясь к капсуле, всматриваясь в его лицо.

– Слышу, – глухо ответил он, привыкая к тяжести собственного тела. – Всё в порядке. Просто… не по себе.

Виталий облегчённо выдохнул и едва улыбнулся:

– Добро пожаловать обратно, Дмитрий. Мы уже боялись, что что-то пошло не так. Ты долго не приходил в себя после активации.

– Мне показалось, будто прошло мгновение, – тихо сказал Дмитрий, борясь с воспоминаниями, которые сейчас резали сильнее, чем в минуту прощания. – Не думал, что это будет так тяжело.

– Это нормально, – произнесла Варвара ровно, хотя взгляд её оставался тёплым и беспокойным. – Время вернёт тебя к привычным ощущениям. Ты сделал очень многое. Мы гордимся тобой.

Он ещё видел их в памяти – Курносова, стоящего в тени аллеи, и Машу, чьи глаза блестели в зимнем свете. Это было всего мгновение назад, там, в далёком прошлом, и всё же уже навсегда – по ту сторону времени.

Дмитрий закрыл глаза на несколько секунд, стараясь унять головокружение и сердце, стучавшее в груди с болезненной частотой, напоминая о том, что он только что потерял.

– Знаете, – произнёс он медленно, удерживая голос ровным, хотя это было невероятно трудно, – я теперь понимаю, что время – это не только цифры, даты и часы. Это люди, которых мы встречаем, и то, как они меняют нас. И даже если я больше никогда не вернусь туда, я знаю, что всё это уже навсегда останется со мной.

Виталий и Варвара переглянулись с молчаливым пониманием, не находя слов для ответа. В