Испытание Адом - Дэвид Марк Вебер

Он завершился в считанные секунды. Два супердредноута Народного флота погибли, минимум три получили серьезные повреждения, но из кораблей вице-адмирала Сайласа Маркхэма не уцелел ни один. Экран усеяли бусинки спасательных капсул, и хевенитских, и мантикорских. Их число было несопоставимо с числом выпущенных ракет, к тому же многие световые значки гасли, если подводила поврежденная в бою система жизнеобеспечения. Белая Гавань заскрежетал зубами, но заставил себя отвернуться от малого дисплея: позади него вынырнул из туннеля первый мантикорский супердредноут Восьмого флота. Граф бросил на изображения неуклонно приближавшихся вражеских дредноутов и линейных крейсеров взгляд, полный горечи и гнева, и тихо, так что никто этого не расслышал, пробормотал:

– Теперь наш черед, ублюдки!

И подал знак коммандеру Хаггерстону.

* * *

Хавьер Жискар вернул планшет облаченному в скафандр сигнальщику и задумался, не догадались ли манти о том, что «Саламис» является флагманом. Слишком яростные удары обрушились на корабль в последние несколько секунд. Однако, так это было или нет, гражданка капитан Шорт не зря была уверена в боевых навыках своих людей. Ценой неимоверных усилий ей удалось укомплектовать корабль квалифицированными техниками, и результаты уже сказались. Согласно ее докладу альфа-узлы «Саламис» вновь заработают в полную силу через двадцать пять минут. А это означало, что, в отличие от своего спутника «Гвичена», «Саламис» в случае нужды сможет уйти в гиперпространство.

Вздохнув, Хавьер опустился в командирское кресло и поманил рукой Джулию Лапиш. Операционист флота быстрым шагом подошла к командиру.

– Слушаю, гражданин адмирал.

Ее постоянно подавляемое раздражение затаилось где-то внутри, но в серых глазах полыхал темный огонь, и Жискар не понимал, что это означает. Создавалось впечатление, будто в последние несколько минут ей открылось нечто более грозное, чем БГБ, и угроза, исходящая от стукачей, стала чем-то несущественным. А может быть, Джулия просто пребывала в состоянии, описанном кем-то из писателей Старой Земли так: «Ничто не бодрит лучше, чем пуля, пролетевшая мимо».

– Вы готовы к передаче?

– Так точно, гражданин адмирал.

– Приступайте!

Она вернулась на место, по пути жестом подозвав своих помощников к консоли. Жискар откинул голову на подголовник кресла и потер закрытые глаза. Его корабли начали торможение с момента вступления в ракетную дуэль с манти, но набранная скорость была слишком велика, и ее не погасили до сих пор. Его несло по направлению к Медузе, и он мог лишь немного замедлить полет... чтобы дать персоналу орбитальных станций чуть больше времени на эвакуацию.

Адмирал вздохнул. Именно этого он больше всего ждал и больше всего страшился. Уничтожение восьми вражеских супердредноутов стоило ему потери четырех своих (даже пяти, если придется улететь, бросив подбитый «Гвичен»), но истинной целью рейда было уничтожение орбитальной инфраструктуры Медузы и уничтожение Грегором Дарлингтоном незаконченных крепостей и станции астроконтроля Василиска. Такой удар поразил бы не только материальные объекты Звездного Королевства, но и само его сердце, ибо Василиск и Медуза являлись не дальними, передовыми форпостами, а такой же неотъемлемой частью государства, как Сфинкс, Грифон или сама Мантикора. На протяжении восьми лет Мантикорский альянс вторгался в пространство Республики и захватывал республиканские планеты, но на этот раз пришло время возмездия. Он, Хавьер Жискар, жаждет мщения, и ничто не помешает ему преподать зазнавшимся врагам самый жестокий урок, какого могли бы пожелать Эстер МакКвин и Роб Пьер.

Но все эти соображения не мешали ему сокрушаться по поводу неизбежных чудовищных потерь – тысяч погибших людей, и своих и чужих, и бесчисленных триллионов долларов, составлявших стоимость намеченных к уничтожению материальных ценностей. Он знал, что многие его люди не видят в имуществе и оборудовании ничего, кроме стоимости, а истинные приверженцы нового режима не могли не радоваться возможности «ударить плутократов по кошельку». Но для Жискара эти объекты представляли собой овеществленные труд и мысль; не только результат финансовых вложений, но и воплощение идей, усилий и мечтаний. Все это ему предстоит уничтожить, даже если удастся предотвратить дальнейшие человеческие жертвы. А без них – в глубине души Хавьер это знал – обойтись не удастся. Джулия Лапиш беспрерывно транслировала сообщение, предписывавшее персоналу орбитальных спутников немедленно эвакуироваться, с точным указанием времени начала ракетного обстрела, хотя и без предупреждений только безумцы не убрались с орбиты на планету еще час назад, когда стало ясно, что оборонительный пикет не сможет остановить наступающих.

Однако – и на этот счет у адмирала сомнений тоже не было – кто-то остался. И останется до конца. У людей имелись свои представления об ответственности, чести и долге.

Жискар намеревался твердо придерживаться Денебских соглашений и Эриданского эдикта, но осознавал, что кого-то ему все равно придется убить. Погибших будет меньше, если Дарлингтон сумет вовремя захватить терминал и перекрыть путь флоту метрополии: в этом случае Жискар может не торопиться и начать разгром орбиты Медузы, лишь выдворив оттуда гражданских лиц. Но связи с Дарлингтоном Хавьер не имел уже шесть часов. Могло случиться всякое: вдруг форты или пикет терминала оказались сильнее, чем предполагалось, или флот метрополии уже совершил переход?

Таймер на дисплее отсчитывал время, а адмирал сидел, погрузившись в раздумья. В его душе воодушевление боролось со стыдом, а торжество с печалью.

* * *

– Они в четырнадцати минутах от терминала, сэр, – тихо сказала капитан Гранстон-Хенли.

Граф Белой Гавани, кивнув, заложил руки за спину. Ему больше не требовалось смотреть на экран, чтобы знать, что происходит. Сейчас он располагал в системе двадцатью тремя супердредноутами, и они были готовы к действиям.

Судя по всему, командир хевов намеревался подойти к станции на максимальной скорости и залпом со всех буксируемых подвесок подавить сопротивление фортов. Должно быть, он считал, что располагает чертовски надежными разведывательными данными относительно состояния других фортов, потому что в противном случае ни за что не пошел бы на такой риск. Но он рискнул, и теперь Белая Гавань радовался тому, что недостроенные форты оставлены рабочими бригадами. Висевшие в пространстве пустые корпуса не имели ни оружия, ни генераторов активных помех. Их единственной защитой были ложные цели, помехи и приманки, генерируемые двумя действующими крепостями, – и активная защита Восьмого флота. Что на деле означало: любая ракета, которая сумеет прицелиться в них, с гарантией поразит свою цель.

«Снова потери, – стиснув зубы, думал Белая Гавань. – Будет поистине чудом, если хоть одна из этих железяк переживет этот проклятый бой в таком состоянии, чтобы ее имело смысл достраивать. Не говоря уже о том, что теперь отсюда не то что не выведут пикет – его еще и усилят. И этого никак не избежать».

Он поежился, словно уже слышал резкие упреки в адрес флота, не обеспечившего надежным прикрытием даже стратегически важные пункты. Если хевы достаточно сообразительны и им хватит куража, чтобы нанести такие же удары еще по одной-двум системам, это поставит под угрозу все стратегические программы. Адмиралтейству и так было непросто наскрести силы для наступательной операции, а теперь задача станет стократ труднее. Но если Альянс не возобновит наступление, инициатива перейдет к хевам, которые получат возможность более тщательно выбирать цели, наносить еще более тяжкие удары, и...