Фантастика 2025-147 - Юлия Шахрай

“Хорошо.”

Постепенно поднялся ветер, несущий с ледников гор прохладу. За его спиной Цзяолин издала приглушённый рык. Вскоре они исчезли в небе, оставив после себя лишь тень на облаках и ощущение непреложного предупреждения…

Когда послания пахнут войной

Раннее утро окрасило стены резиденции семьи Лин в мягкое золото. В саду журчали ручьи, качались лотосы на зеркале воды, и всё казалось безмятежным. Но внутри зала Совета атмосфера была натянута, как тетива боевого лука. Перед главой семьи Лин, Лин Чаньюнь, лежали четыре свитка. И далеко не такие уж и простые. Каждый с печатью великого клана или совета. И каждый был вежливо-угрожающим. От клана Ён из Западных земель – с напоминанием, что сохранение баланса в регионе требует прозрачности. От секты Солнечного Владыки Теянгина, написанный в возвышенном тоне, но с прозрачным намёком:

"Сильные не должны укрывать опасное, если хотят остаться вне подозрений."

От Совета Князей – хладнокровный и официальный, с вопросом о том, “что за таинственная фигура вмешалась в дела великих школ на территории семьи Лин”.

От анонимного посланника, написанный тонкой рукой, в котором было всего две строки:

"Если вы не контролируете его – значит, он контролирует вас. А это уже угроза имперскому порядку."

Собравшиеся в этот день старейшины глубокомысленно молчали. Лишь Лин Чаньюнь, седовласый, но прямой как клинок, поднял взгляд на своего первого сына – Лин Жао:

– Ты видел его, стоящего в небе, когда тьма ползла на город?

– Да, отец.

– Он говорил с тобой?

– Нет. Он просто… был. И всё закончилось.

Старейшина по имени Лин Му, хранитель внешней дипломатии, скривился:

– Они боятся не его. Они боятся силы, которую они не контролируют. Мы – щит между ним и ними. Но щит можно заменить мечом.

Лин Чаньюнь молча взял свиток, полученный им от Совета Князей, и разорвал его пополам.

– Мы не передадим им ничего. Ни слуха, ни тени. – Решительно выдохнул он. – И скажите представителю секты Солнечного владыки Теянгина, если они пошлют ещё одного шпиона – мы вернём его в ящике необтёсанных досок. Или не вернём вовсе.

С этого дня в городе Мэйцзин усилили наблюдение. Все чужаки, появившиеся в пределах трёх ли от стен, были дважды проверены. Внутренние дозоры начали вести негласный сбор информации обо всех прибывших культиваторах, даже если те прикрывались торговыми или паломническими разрешениями.

Семья Лин даже восстановила старую систему скрытых врат, позволяющих при необходимости эвакуировать высших членов рода и ценности. Ходили слухи, что даже древний артефакт рода Лин, Камень Теней, был приведён в положении боевой активации.

На личной аудиенции, куда были допущены лишь ближайшие доверенные, Лин Чаньюнь произнёс:

– Мы знаем, что этот человек не наш вассал. И не наш враг. Он – бродячая молния. Ударит ли – зависит не от нас. Но если мы сумеем показать уважение и не вмешиваться в его путь… возможно, он выберет остаться. А в этом мире… союз с таким, как он, может быть ценнее тысячи армий…

………..

В то же время, высоко в горах, среди выветренных скал и упругих сосен, цепляющихся корнями за острые уступы, можно было заметить одинокий силуэт. Над ним звенела тонкая нить ветра, внизу, вдалеке, мерцал город, медленно просыпающийся под мягким светом предрассветного неба. Андрей молчал, сидя на склоне, укрытом лишайником. Его глаза были закрыты, но сознание давно блуждало в потоках энергии, разлитых по региону. Он чувствовал всё больше возрастающее напряжение. Словно натянутый лук, чья тетива дрожала от надвигающегося выстрела.

“Они зашевелились. Совет Князей… Кланы… Секты… Даже Пять Пиков прислали своих…”

Он держал в руках небольшой нефритовый свиток – послание от семьи Лин, которое не было передано через город, а подброшено к старому торговому пути, запечатанное знаком рода и с тонким аурным отпечатком доброжелательной энергии, демонстрирующий нейтралитет. В свитке не было ничего конкретного. Ни просьб, ни угроз, ни предложений. Только символ. Древняя орхидея Лин, и строка:

“Мы не тронем того, кто встал против тьмы. Если ты ещё раз появишься – мы не встанем на пути. Но будем рядом. Если ты этого захочешь.”

Это было… честно.

Мысленно хмыкнув, Андрей медленно отложил свиток, и, чуть наклонившись, провёл рукой по земле. Старые наблюдательные печати вокруг города вспыхнули в его сознании – словно карты, пронизанные линиями движения энергии. Сейчас он видел многое. Разведотряды от секты Солнечного Владыки Теянгина, что пытались скрыться в притворной караванной группе. Посланников одной из западных сект, что пытались проникнуть в квартал чиновников. Двоих алхимиков, которые, по всему, связаны с Пятью Пиками Бессмертных. И один из них всё ещё хранил у себя фрагмент старой метки, теперь притуплённой, но опасной.

“Они все копают не в ту сторону… Или именно туда, куда нужно.” – Он снова хмыкнул. Сейчас на обрывке пергамента перед ним был написан только один вопрос:

"Стоит ли пока играть тенью?"

Андрей долго смотрел на этот вопрос. С одной стороны – прямая поддержка семьи Лин. С другой – внимание слишком многих игроков, каждый из которых не остановится ни перед чем, чтобы подчинить или уничтожить “неизвестного культиватора”.

Но он уже не был тем, кто отступает. Он встал.

– Цзяолин… – Тихо позвал он. И из утреннего тумана, мягко как лента, выплыла изящная драконица, глаза которой мерцали глубинным светом. Даже она, не такая уж и древняя, если считать с момента пробуждения в новом облике, с осторожностью следила за его намерениями.

– Мы наведаемся к ним. Посмотрим, кто готов говорить честно. А кто… захочет испытать зубами силу молнии…

С того дня Андрей перестал прятаться полностью. Нет, он не раскрыл имени. Не показал лица. Но весьма старательно дозировал своё присутствие. Один раз – пролетая над городом на копье. Один раз – оставив исцеляющий эликсир в доме бедной вдовы, чьего сына укусил зверь. Один раз – пройдя по центральной улице, оставив после себя только аромат сосны и озона. Он наблюдал за ответом. Кто дрогнет. Кто попытается схватить. А кто – поклонится не в рабском поклоне, а в уважении.

На третий день после появления таинственного всадника на небесном копье, город Юньхуан всё ещё не пришёл в себя. Никто не знал его имени. Никто не знал, откуда он прибыл. И уж тем более – никто не осмеливался говорить о нём вслух. Но в умах всех