Феникс. Начало - Лю Дэшэн

— Меня привезли из спецприемника за пять минут до заседания, дела я не видел, подпись не моя, заявляю о фальсификации документов по делу.

— Хорошо, мы учтем ваше ходатайство. Объявляется перерыв на сорок минут. Подсудимому и гражданскому ответчику передать материалы дела для ознакомления.

— И еще, ваша честь, я хотел бы познакомится с моими усыновителями, может быть я не буду возражать против усыновления -моих родителей от моих слов перекосило, внук мысленно хмыкнул «Ну хоть в Европах побываю, хотя попу жалко».

— ОК, объявляется перерыв пятьдесят минут.

Первыми ко мне подошли два странных мужика:

— Добрый день, Алекс, мы хотим стать твои папа — на ломанном русском заговорил один из них.

— Здравствуйте, я тоже очень хочу таких папа. А у вас ферма есть?

— Найн, мы жить в город Зальцбург, у нас нет ферма.

— Очень жаль. Если у вас нет живых животных или птиц, то я не знаю, как я буду сбрасывать мой гнев.

— Какой гнев?

— Видите ли, папа, у меня проблемы с контролем гнева. Меня родители на лето отправляют в деревню к бабушке, там с этим очень просто. Если кто-то меня разозлил — я иду к бабушке или к соседям, курице голову отрублю, кровь попью, ее все равно сливают и мне легче. Как к шее, еще трепещущей присосусь, просто чувствую, как отпускает. Осенью вообще хорошо, я двум деревням свиней забиваю, свежую и разделываю, особенно хорошо помогает свежая кровь и теплая требуха. Я поэтому в ноябре школу не посещаю, у меня освобождение, пока двадцать свинок не забью — очень муторно мне. А потом очень плохо, до весны. Кошек возле дома мало осталось, а на хомячков мама денег не дает, они дорогие. А то так хочется ночью кому-нибудь голову свернуть или ухо отрезать. Но ведь это не проблема? Вы же будете давать мне деньги на хомячков? Вы такой милый.

— О, Алекс, ты извини, нам надо немного отойти — мое собеседник потащил ничего не понимающего партнера из зала.

Я подошел к отцу, торопливо листающему страницы дела:

— Как дела, папа?

Ответ родителя был не очень любезен:

— Ты, вроде, парочку новых пап подобрал и за границу собрался?

— К сожалению, мои новые папы, я так думаю, срочно покидают наш город.

— В каком смысле?

— Я им сказал, что у меня проблемы с контролем гнева и мне надо каждый день или хомячку голову свернуть, или курице голову отрубить, иначе я не могу уснуть.

— Сынок, ты что-то сильно изменился. Ты меня пугаешь.

— Все будет хорошо, отец, давай дело читать.

Через час заседание возобновилось. Судья, оказав мне в отводе предоставленного государством адвоката, принял решение перейти к прениям сторон.

Отец Саида сообщил, что его сын был жестоко избит мной наряду с двумя другими детьми, беззащитными беженцами, ищущими только приют и покой в нашей стране. Мотивом моего поступка является расовая ненависть и ненадлежащее воспитание. Лечение, лекарство и реабилитация потребует значительной суммы, которая составляет пятьсот тысяч рублей, и сто тысяч рублей составляют расходы на адвоката. На основании этого, он просит привлечь меня к ответственности по соответствующей статье Уголовного кодекса, лишить моих родителей родительских прав и взыскать в его пользу озвученную ранее сумму. Кроме того, он опасается за жизнь и здоровье своего сына и других детей, в связи с чем просит изолировать меня от общества на максимально возможный срок.

— Почему в этом деле предъявлены иски только в интересах вашего сына, господин Магаров? — поинтересовался судья.

— Ваша честь, у остальных мальчиков бедные семьи, они не могли оплатить адвоката. — вскочил с места адвокат Магарова: — Они с родителями стоят в коридоре и готовы в любой момент дать показания по этому делу. После того, как вы вынесете справедливое и взвешенное решение по уголовному делу, они, на основании сегодняшнего приговора, взыщут свою компенсацию в порядке гражданского производства о взыскании денежных средств.

— Понятно. Предлагаю допросить потерпевших и их родителей — судья дал сигнал секретарю.

Ну что сказать? Глядя на перебинтованных одноклассников, с трудом стоящих у свидетельской трибуны, слушая их дрожащие от волнения и слабости голоса, я, наверное, если бы не знал их раньше, лично бы расстрелял себя на заднем дворе районного суда. У всех троих были перемотаны бинтами головы, у Саида кровь проступала через бинты. У Махмуда была загипсована рука. Родители ребят рассказывали, что вчера были отданы значительные суммы за прием в медицинском центре, закуплены килограммы лекарств, дети плохо себя чувствуют, не спят, кричат и плачут по ночам. После того, как потерпевшие и их родители были допрошены, была допрошена моя классная руководитель, которая, не поднимая глаз от пола, рассказала, что я раньше я был послушным мальчиком, но последний год меня как будто подменили, я стал неуправляем и крайне агрессивен. Особенно часто моя агрессия направлена на ребят — беженцев.

Вопросов к свидетелю не было, пока я не поднял руку.

— Да, подсудимый?

— Вопрос к свидетелю, ваша честь.

— Задавайте.

— Анна Владимировна, поясните, пожалуйста, как соотносится мое агрессивное поведение за последний год с отметками «хорошо» в дневнике и журнале, выставленными вашей рукой на протяжении всего года?

— У меня нет ответа на этот вопрос — помявшись ответила учитель и попросила разрешения удалится.

— Разрешите, ваша честь, я отвечу — инспектор ИДН аж подпрыгивала на скамейке, очевидно, она нашла остроумный ответ на мой вопрос.

— Да, говорите.

— Ваша честь, я много раз разговаривала с Анной Владимировной, она рассказывала, что завышала оценки по поведению этому мальчику, так как долго надеялась на его исправление. И только сейчас, поняв, что ее доброта пошла во вред этому ребенку и другим детям, которые, возможно, еще станут инвалидами, учитель сказала правду.

Все присутствующие одобрительно зашумели.