Бассейн с акулой - Атаман Вагари

и проходики. По одному из них я очутилась вновь в левом крыле, где уже мы были. Пит нашёл проход в правое крыло, и сообщил, что там много пыльных картин с мутантами, а также больше всего разбитых окон.

Меня влёк чердак. К нашему удивлению, дверь туда оказалась запертой. Пришлось снова воспользоваться Иглой. Замок был старым, проржавевшим, из чего мы заключили, что на чердак давно никто не поднимался. Едва мы проникли туда, нас встретил затхлый душный воздух. Здесь все окна целые и не открывались возможно даже в те времена, пока Лизавьетт тут спокойно жила до своего шедеврального двойного убийства.

Чердак был скопищем всевозможного хлама. Здесь большая часть мебели и предметов оказалась завешена старыми простынями, словно списанные музейные экспонаты. Из-за того, что пыльных окон тут вполне достаточно и дневного света ещё хватало, мы не стали пользоваться фонарём.

Пит нашёл на чердаке уголок, где Лизавьетт хранила чистые холсты, рамы, запасы красок и кистей. У красок, в отличие от колбасы внизу в холодильнике, уже истёк срок годности, они засохли напрочь. Ещё там лежали старые альбомы-эскизники, которые заинтересовали моего друга так же сильно, как и меня – медальон с Кархародоном.

– Ты только посмотри, она тут работала над гениальной картиной! И снова – акула!

В эскизнике, который с восхищением разглядывал Пит, мы увидели карандашные наброски. Лизавьетт на нескольких листах искала форму выражения лица героини картины, позу, композицию. Картина изображала неземной красоты женщину верхом на акуле, устремляющуюся навстречу волнам.

– Она уделяла большое внимание этой работе. Но что бы это значило, и есть ли законченная картина? Не это ли то, что мы ищем? – задался Пит вопросом.

Он оглядел чердак и, словно повинуясь наитию, двинулся к большому плоскому предмету, закутанному в белый саван. Предмет этот прислонен к стене, у дальнего окна, и по габаритам был прямоугольником примерно метр на полтора. Питом, так же как и мною в Акульей Комнате, овладела магия этого места, и он принялся с ярым нетерпением разворачивать картину. Настала моя очередь спрашивать:

– Что ты делаешь?

– Хочу посмотреть! – упрямо заявил агент 003. Меня несколько обескуражила такая перемена в нём: ведь до того, как мы пришли на чердак, он буквально достал меня высказываниями пойти прочь из этой виллы.

– Клот, достань фонарь! Это же она! – в восторге ахнул Сыщик.

Но и без фонаря понятно, что мы нашли законченную картину, повторяющую сюжет в эскизнике. Только в красках.

– Как ты узнал? – спросила я.

– Я использовал методику, которой пользуются все детективы: подключил эмпатию, умение мыслить как преступник. Проник в душу маниакальной художницы.

– Ты несёшь тарабарщину, – признала я.

– О да, ведь мы недавно пришли к выводу, что мы оба психи и в доску свои, так ведь? Гляди-ка, агент 001, в этом лице – её автопортрет!

Пит несколько минут умильно разглядывал женщину, мчащуюся в пенном море верхом на акуле, под кроваво-красным небом. Женщина изображена в несколько эротичной позе, вся выгнулась, запрокинула голову, приоткрыла рот, словно находилась в объятиях любовника. Женщина с картины обладала богатой каштановой копной волос, стройной полуобнажённой фигурой и большой красивой грудью. Акула, на которой она так сексапильно восседала, напоминала эту рыбу лишь отдалёнными чертами. Художница изобразила тут акулу сущим адовым монстром-демоном, с прожорливой зверской пастью и страшенными почти человеческими глазами, в которых плескались похоть и садизм. Морские волны в том месте, где акула выплёскивалась из воды, окрашены цветом крови жертв. Жертвы, кстати, не нарисованы: скорее всего, по замыслу госпожи Рискони, акула уже их съела. Сожрала, наслаждаясь потоками крови, в которой плыла, задрав голову, и предвкушала ещё большее наслаждение от общения со своей соблазнительной всадницей.

– Ты уверен? Это Лизавьетт? – уточнила я.

– Да, я видел её фото, похоже, что это она, – закивал Пит. – А зверь, как мне кажется, не акула, а акул. Самец, то бишь.

– Морскому ежу понятно, – закивала я. – А ещё на эту картину надо поставить цензуру "восемнадцать плюс", или хотя бы "шестнадцать плюс".

– Ха, если шестнадцать плюс – то тебе нельзя смотреть, – хихикнул Пит, который имел везение вылезти из утробы мамы на свет на четыре месяца раньше меня. То есть ему уже шестнадцать, а мне шестнадцать будет только через полтора месяца.

– Ты возьмёшь с собой эту картину? – поинтересовалась я. – Она большая, красивая, украсит твои коллекции у тебя в комнате.

Я дружески подколола Сыщика, ведь он заядлый коллекционер всяких мелочей. С детства любит собирать, систематизировать всё, что только можно. Не ограничиваясь традиционным сбором значков, монеток, наклеек, комиксов, камушков, вкладышей жвачек, моделей машин и трупиков засушенных насекомых. В личных коллекциях Питера Ривела можно найти такое, что и в голову не придёт, что это можно коллекционировать. Например, недавно он открыл коллекцию фотоснимков луж в форме человеческого носа. У агента 003 свои амбиции, так он намеревался когда-нибудь попасть в Книгу Мировых Рекордов как владелец самой упоротой коллекции, которой нет ни у кого. Похвальное желание, под стать его великой цели стать знаменитым супер-детективом!

– Я возьму эскизник, – ответил Пит серьёзно. – Не хочу отставать от такого профессионала, как ты!

– Я польщена, – улыбнулась я.

– Ну-ка, сможешь подержать картину снизу, хочу рассмотреть её при дневном свете? – попросил Пит. И пояснил: – Чтобы запомнить её, отметить все детали.

Мы поднесли картину поближе к окну, поскольку при свете фонарика разглядывать такое произведение не удобно. И когда мы посмотрели в окно, то увидели, как в сторону виллы движутся два мопеда, по той самой дороге через речку Карри и мостик, как мы сюда шли.

Минуты нам хватило, чтобы понять: мопеды целенаправленно подъехали к вилле и остановились метрах в десяти от неё. С них сошли трое молодых людей: высокий блондин и девушка сидели на одном мопеде, а худосочный темноволосый молодой человек – на втором. В руках у худосочного фотоаппарат-поляроид, и он принялся фотографировать виллу и парочку своих спутников.

Я и агент 003 остолбенели. Ведь сначала мы хором подумали о том, что загадочная молодёжь могла быть теми людьми, кто ел колбаску, травил мышей и занимался оккультной практикой в бассейне с акулами. Потом нас насторожил тот факт, что они, как и Элиза, снимают эту самую виллу на фотоаппарат и тоже на поляроид. Мы затаились и стали наблюдать.

– Чего это они сюда понаехали? – спросил Пит.

– Тш-ш!

– Думаешь, они нас слышат?

– Навряд ли, но всё равно – тш, – предупредительно второй раз прошипела я.

Меня интересовало, как они себя будут вести. Что они собой представляют и каковы у них мотивы. Попутно пыталась