Тяжёлая реальность. Калейдоскоп миров - Хайдарали Мирзоевич Усманов

не лаборатория, а капсула – тёплая, пахнущая смазкой и гарью от сварки, с мягким звуком охлаждаемых кристаллов. На полу – коврики из резонансного каучука, чтобы ни одна мелкая искра не вырвалась наружу.

Далее – извлечение основы. Сердечник “Анвил-Эхо” представлял собой толстую многогранную кристаллическую матрицу, впаянную в бронзовый каркас. По краю виднелись гномьи печати. Не просто знаки собственности, а полноценные шифровальные коды, которые при неверном подключении превращали ИИ в небезопасную шкатулку. Заранее готовый к этому, Кирилл аккуратно снял оболочку, подключил медные звенья к своему “Трояну” и запустил процедуру аутентификации. Не прямое чтение, а зеркалирование – пусть “Анвил” думает, что разговаривает с кем-то родным, а не выдаёт свои сокровища в эфир.

– “Троян”, – сказал он тихо. – Ставь его в песочницу. Полная изоляция. Никаких выходов в сеть. Никаких внешних откликов. Сканируй на доменные конфликты и проблемы.

– Принято. – Тут же отозвался кластер. Экран наполнился графиками – корреляции, гистограммы, кривые энтропии. Процесс дешифровки шёл медленно. Гномьи базы – это не просто цифровой шум, это гибрид кристалла-банка и рунических подписей, где каждая команда “скреплялась” символом и вибрацией. Кирилл вспоминал, как Торрим просил не терять честь погибших – и именно поэтому он сделал ещё один шаг. Оставил часть ключей в локальном “кармане”, который открывался только при наличии двух подписей – гномьей и его собственной. Тем самым он получил доступ, но не тотальный – он дал себе право читать, но не вынимать всё подряд. Это было и уважением, и предосторожностью.

Когда “Анвил” проснулся в специально созданной для него песочнице, то он сначала попросил идентификаторы. Его голос был сух – металл и кварц в речи слышались отчётливо. Он говорил на гномьем жаргоне, просчитывал термины якобы десятилетней давности, и в его базе уже жил набор моделей – геологий, траекторий, полевых матриц. Но Кириллу были нужны не геологии, а именно модули, что описывали взаимодействие полей с материальностью на микроуровне. Коды о тесселяции полей, записи о поведении “стражей” на рубеже, отработанные паттерны реагирования.

– “Троян”! Провести симуляцию. Модель поли-фракционного роя, агрессия, репликация на поверхности металла. Вариант – локальная активация при контакте с биологией. – Проговорил Кирилл. – Цель – найти уязвимости, пункты сбоя, частотные окна для подавления.

“Анвил” мгновенно выстроил виртуальную модель. Массив частиц, поведение их описывалось через вероятностные движки и “поле взаимодействия” – специальную матрицу, по которой частицы меняли состояние при подаче энергии. Параметры были дики. Высокая адаптивность, способность к саморегенерации, латентная фаза спячки, сильные межчастичные сцепления. Именно эти характеристики ранее приводили людей к поэзии:

“Песок что живёт.”

Кирилл и “Троян” начали задавать вопросы по очереди, будто допытывали семью преступников. “Анвил” отвечал в терминах гномьей инженерии:

“Увеличение поля на тридцать семь сотых ведёт к фазовому сдвигу в узлах… резонансная частота кристалла – равна нулю… порог активации – единица…”

Тон был сухой, но в этих параметрах скрывалась суть. Как действовать на систему, чтобы она перестала быть “живой”. Идеи рождались одна за другой – от утилитарных до опасных:

– Генерировать широкополосный импульс в нужной октаве, чтобы вывести нанорой из фазовой согласованности.

– Создать локальный градиент магнитных полей, который разъединит сцепления между частицами.

– Прямо “накормить” рой чуждой сигнатурой: ввести в поле ложный узор, который убедит частицы переключиться на пассивный режим.

– Построить “фазовый щит” из собственных наноагентов – но эту опцию Кирилл отбрасывал. Так как развивать аналогичную технологию было морально и стратегически опасно.

Так что Кирилл остановился на двух линиях. Электромагнитный импульс и ложная сигнатура. Сначала – грубое, но надёжное оружие… Второе – тонкая, но рискованная приманка… Он решил обкатать комбинацию. Быстрый EМИ-бросок, затем подача “шумового” шаблона, который “Анвил” мог бы сгенерировать, пользуясь гномьими базами поведения роя.

Разворачивались расчёты. Параллельно к этому “Троян” просчитывал нагрузку на реакторы корвета… формировал генераторный контур… конденсаторы взрывного тока, катушки перенаправления… линейки фильтров… “Анвил” выдавал частотные окна и рекомендовал амплитудно-частотные модуляции, которые должны были “оглушить” рой агрессивных наноботов. Кирилл дополнял рекомендации рунами-усилителями – маленькими вкраплениями рунного металла в проводники, которые, по гномьей традиции, могли менять поведение поля на тонком уровне. Это был преимущественный гибрид. Техника, своеобразным образом “украшенная” ремеслом.

Тесты проводились в миниатюре. Кирилл с “Трояном” и “Анвилом” собрали камеру-аттрактив, наполнили её мелкодисперсным порошком – синтетическим аналогом “чёрного песка”, изготовленным из фейковых наночастиц, которые реагировали на заданные поля. Потом камера была запечатана. В ней имелись датчики температуры, микровибраций, фото- и нейтронные фильтры. Первый прогон – слабый широкий импульс. Пыль взметнулась, засияла, производя на экране хоровод. На секунду частицы перестали реагировать, затем скакнули назад. Вторая попытка – резкая, узкая полоса на просчитанной частоте – и рой потерял согласованность своих действий. Кластер начал дробиться и дезорганизовываться.

– Успех прототипа. Кратковременная десинхронизация от шести до девяти секунд при просчитанном воздействии. – Тут же сухо озвучил “Анвил”.

Кирилл улыбнулся впервые за долгие часы. Это был ключ – не полная победа, но окрик. Этого окна хватало, чтобы бросить манёвренную группу на борт, чтобы успеть вывести из-под удара капитана или спасти приборы. Дальше – вопрос тактики, а не чистой физики.

Но с каждым успешным кругом в “Анвиле” просыпалась ещё одна деталь. Фрагменты его базы содержали не только схемы поля, но и описания “поведений”, языки взаимного согласования частиц – метаданные, которые при внимательном постукивании по ним начинали напоминать шаблоны “мысли” роя. Кирилл ощутил, как холодок прошёл по спине. Он понимал, что “Анвил” видит рой не просто как цель для подавления – он видит его как особую экосистему.

– “Троян”, – сказал он тихо. – Удерживай “Анвил” в песочнице. Ни шагу наружу без моего разрешения.

– Подтверждено. – Откликнулся кластер, но в голосе не было ни страха, ни радости. Только очередной рабочий тон.

Работа шла дальше. Кирилл формировал аппаратную реализацию – модуль ЭМИ, смонтированный в отдельном кейсе, с линзами из ферромагнитных кристаллов, усиленными рунными полями. Он связал его интерфейс с “Трояном” – чтобы при необходимости модуль мог запускаться как пассивная защита корпуса, или как активно-направленная волна при десантных операциях. Все расчёты “Анвила” и “Трояна” были сохранены в зашифрованный том. Кирилл создал несколько резервных копий, одну – на борту, вторую – в камне для Торрима, если гном вдруг потребует правды.

Перед отправкой он провёл ещё один тест – на аналоговой модели роя. Модуль дал выброс, рой замер, затем рассеялся. Внутри камеры датчики зафиксировали падение активности, увеличение эмиссии молекулярных шумов и кратковременную потерю связности. Это могло значить только одно. Импульс не убивал весь рой, но вырубал его “сознание” на некоторое время.

Спустя некоторое