Человек, который видел антимир - Илья Иосифович Варшавский

Любовь и время

Если вам 26 лет и ваша личная жизнь определенно не удалась, если у вас робкий характер, невыразительная внешность и прозаическая профессия экономиста-плановика, если вы обладатель смешной фамилии Кларнет, ведущей начало от какого-нибудь заезжего музыканта-неудачника, неведомо когда и как осевшего на Руси, если вы настолько бережливы, чтобы мечтать об однокомнатной кооперативной квартире, но вместе с тем достаточно трезво смотрите на вещи, чтобы понимать, что ваше пребывание в коммунальном муравейнике – состояние далеко не кратковременное, если волшебное слово «любовь» вызывает у вас надежду, а не воспоминания, – словом, если вы тот, кого я намерен сделать своим героем, то вам обязательно нужно иметь хобби.

Хобби – это подачка, которую бросает равнодушная Судьба своим пасынкам, чтобы они не вздумали искушать ее терпение.

Не имеет существенного значения, какое именно хобби вы изберете. Это зависит от ваших способностей, средств и темперамента. Ведь если разобраться, то настойчивые и бесплодные попытки наладить прием дальних телепередач ничуть не хуже коллекционирования пивных кружек или выращивания цитрусовых на подоконнике. Важно одно: как-нибудь в обеденный перерыв небрежно сказать сослуживцам, что вчера Париж передавал великолепный фильм с участием Софи Лорен, либо, священнодействуя с непроницаемым лицом, нарезать в стаканы с чаем таких же бедолаг, как вы, по ломтику сморщенного зеленого лимончика. («Знаете ли, это далеко не лучший из тех, что у меня в этом году, но все остальные пришлось раздарить».)

Итак, Юрий Кларнет посвящал свой досуг поискам в эфире сигналов чужеземных стран. Для этой цели за 8 рублей в комиссионном магазине был куплен старенький КВН с экраном чуть больше почтового конверта. Выбор телевизора был продиктован отнюдь не скаредностью или недостатком оборотных средств. Просто каждому, кто знаком с техникой дальнего телеприема, известно, что лучшего изображения, чем на КВН, не получишь нигде.

После того как попытка установить на крыше в качестве отражателя антенны оцинкованное корыто была со всей решительностью пресечена управхозом, Кларнету пришлось плюнуть на советы, даваемые в журналах, и заняться изобретательством.

Тот вечер, с которого, собственно, и начинается мой рассказ, был завершающим этапом долгих поисков, раздумий и неудач. Зажав между коленями сложное ажурное сооружение из проволоки, напоминающее антенну радиотелескопа, Кларнет припаивал вывод для штекера. Он торопился, надеясь еще сегодня провести несколько задуманных заранее экспериментов. Как всегда в таких случаях, неожиданно перестал греться паяльник. Кларнет чертыхнулся, положил на пол свое творение и подошел к штепсельной розетке с паяльником в руке.

В этот момент что-то треснуло, и в комнате погас свет.

Кларнет выдернул вилку из розетки и направился к столу, где должны были лежать спички. По дороге он запутался в ковровой дорожке, лежавшей у кровати, и с размаху шлепнулся на тот самый проволочный параболоид, который с неистовством дилетанта мастерил более двух недель.

Кларнет выругался еще раз, нащупал в темноте спички и вышел в коридор.

Там тоже было темно.

– Опять пережгли свет, гражданин хороший?

Хороший гражданин невольно выронил зажженную спичку. Голос принадлежал майору в отставке Будилову, зануде, человеконенавистнику и любителю строгого порядка. Майор жил одиноко и скучно. Первые десять дней после получения пенсии он находился в постоянно подогреваемом состоянии злобного возбуждения, остальные же двадцать пребывал в глубокой депрессии. Питался он неизвестно где и, хотя имел на кухне персональный столик, хозяйства никакого не вел. Раз в месяц приезжала его дочь, жившая отдельно, привозила выстиранное белье и забирала очередную порцию грязного. О себе Будилов рассказывать не любил. Было лишь известно, что он – жертва каких-то обстоятельств и, если бы не эти обстоятельства, его майорская звезда давно уже превратилась бы в созвездие полковника. В какой именно части небосвода должно было сиять это созвездие, оставалось невыясненным, так как, судя по всему, в боевых действиях майор никогда не участвовал.

– Опять, говорю, свет пережгли?

Кларнет зажег новую спичку:

– Сейчас посмотрю пробки.

Между тем начали открываться многочисленные двери, выходящие в общий коридор. По стенам забегали уродливые тени в призрачном свете лампадок, фонариков и свечных огарков. Аварии осветительной сети были привычным явлением, и жильцы встречали их во всеоружии.

– Боже! – дрожащим голосом сказала учительница, жившая возле кухни. – Каждый день! Должны же быть, в конце концов, какие-то правила общежития, обязательные для всех. У меня двадцать непроверенных классных работ.

– Правила! – фыркнул Будилов. – Это у нас квартира такая беспринципная. В другой надавали бы пару раз по мордасам, сразу бы узнал, что за правила.

– По мордасам ни к чему, – возразил солидный баритон. – По мордасам – теперь такого закона нету, а вот в комиссию содействия сообщить нужно.

– Ладно! – огрызнулся Кларнет. – Лучше помогите притащить из кухни стол.

– Ишь какой! – ткнул в него пальцем Будилов. – Нет, уважаемый, сам пережег, сам и тащи, тут тебе нет помощников.

Кларнет, пыхтя, приволок кухонный стол, взгромоздил на него табуретку, а на табуретку – стул.

Электропроводка в квартире была оборудована еще в те времена, когда к току относились с такой же опаской, как в наши дни к атомной энергии. Поэтому святая святых – пробки – были упрятаны от непосвященных под самым потолком, на четырехметровой высоте.

Набивший руку в таких делах, Кларнет попросил еще скамеечку для ног, которой пользовалась страдавшая ревматизмом учительница, и, завершив ею постройку пирамиды, влез наверх.

Он наугад крутанул одну из многочисленных пробок, и в дальнем конце коридора раздался рев:

– Эй! Кто там со светом балуется?!

– Извините! – сказал Кларнет. – Это я случайно не ту группу. Да посветите же, тут ни черта не видно!

Чья-то сострадательная рука подняла вверх свечку.

– Так… – Кларнет вывернул еще две пробки. – В общем, понятно. Есть у кого-нибудь кусочек фольги?

– Чего?

– Серебряной бумаги от шоколада.

– Шоколадом не интересуемся, – сказал Будилов.

– Подождите, Юра, сейчас принесу. – Учительница направилась в комнату.

Неизвестно, как пошли бы дальнейшие события, если б Кларнет проявил больше осмотрительности, покидая свою вышку. Очевидно, тот момент, когда его левая нога потеряла опору, и был поворотным пунктом, где робкая Случайность превращается в самоуверенную Закономерность.

Грохнувшись вниз, он пребольно стукнулся головой о край стола, отчего пришел в совершенное исступление. Во всяком случае, иначе он не стал бы, вернувшись в комнату, вымещать злобу на ни в чем не повинной антенне. Ни один здравомыслящий человек не будет топтать ногами то, над чем с такой любовью трудился столько вечеров.

От этого малопродуктивного занятия его отвлек голос стоявшего в дверях Будилова:

– А стол кто будет ставить на место?

Неприятности проходят, а хобби остается. Это известно каждому, начиная от юного коллекционера