"Фантастика 2025-34". Компиляция. Книги 1-26 - Алиса Бодлер

Через пятнадцать минут барабанщики забили отбой «экзерциции». Орудие стали крепить, дула затыкать пробками, покрышками закрывать замки и запалы. Весь инвентарь раскладывали по своим местам. Неизрасходованные картузы относились в крюйт-камеру[2].

Из обстрела вышло много шума, но мало толку, с точки зрения поражения живой силы противника. Хотя черкеса напугали изрядно. Чугунные ядра, как серпом, валили вековые деревья, падавшие на землю со стоном и треском. Бороздили землю, вздымая черные султаны из земли. С такой канонадой, затеянной 250-тью орудиями эскадры, горцы еще не сталкивались. Они отступили от засек, попрятавшись по балкам. Дождались, пока ядра если не разнесут в клочья баррикады, то понизят их, разбросав шире бревна и создав полосу препятствий для наступавшей пехоты. Осторожно выдвинулись обратно на разбитые позиции или прятались за уцелевшими деревьями в ожидании возобновления обстрела. Их положение на правом фланге русских облегчало углубление на самом верху возвышенности, которое было недоступно снарядам. И картечь там не рикошетила. Чтобы выбить оттуда обороняющихся, к берегу подошли пять гребных ладей азовцев, вооруженных фальконетами. Они же отсекли черкесов на правом берегу Туапсе, не давая им переправляться на левый и мешать десанту. От моряков правым флангом командовал Нахимов.

Войска начали погрузку на катера под Андреевским флагом, до начала артподготовки. Темной стаей рассерженных барракуд, спрятавших до поры до времени зубы-штыки в солдатских портупеях, баркасы двинулись к берегу под прикрытием порохового дыма. Над головой завывали ядра громадного калибра. На первом вельботе, обгонявшем остальные лодки, на самом носу виднелся Раевский в узнаваемой красной рубахе с неизменной трубкой в зубах.

Молодой офицер, командовавший баркасом с тенгинцами, тихо напевал:

Не для меня придёт весна,

не для меня Буг разольётся.

И сердце радостно забьётся

в порыве чувств не для меня!…

— Молчанов! Заканчивайте тоску нагонять, — попенял ему полковник фон-Бринк[3]. — А-ну, ребятушки! Давайте громко и весело про Раевского. То, что Федоров вчера написал.

Карабинеры громко запели:

…Штык, брат, дан не для потехи,

А свинцовые орехи

Спробуй раскусить.

Место ж то, извольте знать,

Где прошел наш полк грозою,

Вождь тенгинскою горою

Приказал назвать

Вождь, иди путем побед,

Век служи, Раевский, с нами;

Мы с тобой, отец, штыками

Опрокинем свет.

— Говорят, Раевский, услышав сии куплеты, сказал: моего отца воспел Жуковский, а я нашёл своего поэта в Федорове. Он ведь из разжалованных? — спросил Молчанов фон-Бринка[4].

Полковник промолчал. Сейчас не время для пустой болтовни. Этому стихоплету не понять настроения солдат. Они идут в бой, как на святое дело. Переодевшись в чистое и помолившись. А моряки? Сидят на своих скорлупках и знай себе пуляют из пушек. В белый свет, как в копеечку.

Скажи фон-Бринк подобное вслух, Молчанову было что ответить. Как льется кровь из шпигатов, когда корабли встают борт о борт и разносят друг друга в клочья. Вечное противостояние моряков и армейцев. Но сегодня лучше всем помолчать. Флот делал свое дело. Это нельзя было отрицать. И армейцам через несколько минут предстоит проверить себя на вшивость.

Вася орал песню вместе со всеми. Настроение было приподнятым. Перед десантом фельдфебель выдал ему патронную сумку с сорока зарядами. И обещал, коль Вася ему черкесский кинжал раздобудет, снабдить его по полной программе, чтобы забить ранец: пуговичной дощечкой, платяной, сапожной и белильной щеткой, мелом и клеем, мылом, ножницами, фаброй и гребенкой для усов, которые приказано отпустить, гребёнкой обыкновенной (волосы-то отрастают), иголками, нитками, напёрстком, шилом, дратвой… Авансом выдал сухарей на три дня, соли, чистую рубаху, жирную суконку, обыкновенную тряпку, отвертку, пыжовник, молоточек для подбивки кремня, кисточку, протравник и манерку. Последнюю использовали для приготовления пищи и крепили на ранец. Неудобный и сковывающий движения. То ли дело вещмешок!

Сзади грянуло громкое «ура!». Вася обернулся. На вантах кораблей висели матросы и громко кричали. На баркасах подхватили.

Канонада стихла, когда катера были у самого песчаного пляжа. Началась высадка. Тенгинцы, помогая себе руками и штыками, взбирались по осыпающейся земле крутого берега. Когда выбрались на плато, наткнулись на разбросанную щепу и вывернутые кусты, а кое-где — на кровавые пятна. Тел убитых не было. Наверняка, горцы утащили с собой.

По плану Раевского, каждый отряд должен быть выслать вперед стрелков для занятия возвышенностей, с которых горцы могли поражать огнем из своих винтовок формирующиеся колонны. Нужно было прикрыть высадку артиллерии из шести лёгких орудий и четырех горных единорогов с зарядными ящиками и поднять их наверх. Из-за этого высадка и формирование главной колонны несколько задержались.

Тенгинцы, примкнув штыки, быстрым маршем карабкались на пологие холмы, выходя во фланг главному укреплению черкесов и занимая брошенные завалы. Фон-Бринк приказал рядовому Девяткину держаться поближе на случай, если черкесы бросятся в шашки из засады. Про его умение работать штыком поведали старослужащие из карабинерской роты. Впереди поспешали застрельщики. Черкесы опомнились и открыли ответную стрельбу. Но опоздали. 2-й батальон занял выгодную позицию на низком хребте, отделявшем реку Туапсе от долины, названной впоследствии Екатерининской балкой[5]. Открыл огонь из укрытий, не подпуская врага. Вася изредка пускал пулю за пулей, никого не выцеливая и дивясь про себя, насколько бессмысленной была эта стрельба. Снайперов в отряде не было. Из кремневых пукалок, которыми приходилось пользоваться, врага подстрелить надо постараться. Хорошо, если со ста шагов попадешь. Но попугать — запросто. Лезть под слаженный батальонный залп из-за укрытия у горцев смельчаков не нашлось.

Сложнее пришлось тенгинцам из 1-го батальона под командованием Ольшевского. Им пришлось уклониться влево, не дожидаясь подхода артиллерии. Горцы вели беспокоящий огонь из-за деревьев, пользуясь тем, что оказались выше. Полковник немедленно принял опасное решение. Скомандовал сблизиться бегом с противником и опрокинуть его в рукопашной. В сабельно-штыковом бою на лесной опушке горцев смяли. Образовавшееся пустое пространство между 1-м и 2-м батальонами вовремя заняли три роты Черноморского линейного батальона из резерва. Подтянулся и 3-й батальон тенгинцев при двух орудиях.

Ольшевский заметил, что его отряд оторвался от основной цепи. Дал приказ отступать. Не тут-то было. Горцы снова бросились в атаку, стремясь вернуть потерянную высоту. Под барабанный бой пришлось снова сходиться грудь в грудь, чтобы тенгинцев не перестреляли во время отхода по спуску. Жаркое вышло дело. Один из офицеров, командовавший застрельщиками, получил тяжелую рану шашкой. Его заслонили своими телами рядовой Збродько и унтер-офицер Седашев. Другому офицеру прострелили грудь навылет. Раненых солдат и командиров выносили на руках.

Несмотря на всю свою ярость и бесстрашие, снова черкесы не выдержали штыковой атаки. Отошли, неся большие потери. Не то что б пленных захватить, даже оставили трупы