Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия - Геннадий Борисович Марченко

как, избрав маршрут дворами, вскоре наткнулся на вполне симпатичный, похожий на тот, что снял Михалков в своём фильме «Родня». А может, это даже и был тот самый дворик, где героиня Мордюковой нашла своего бывшего, придурковатого мужа, которого классно сыграл Иван Бортник. Бортнику вообще шли такие роли, достаточно вспомнить приблатнённого Промокашку. В общем, я из этого дворика сделал целый фоторепортаж, включая молодку, развешивающую бельё на верёвке. Когда она спросила, кто я такой, ответил с акцентом, что я иностранный фотокорреспондент. Молодка с улыбкой махнула рукой:

— Ну ладно, снимайте, мне чё, жалко что ли… Только вы там ничего лишнего не печатайте.

Я заверил, что «лишнего» точно не напечатаем.

Хорошо, что запасся плёнкой. Но всё равно в дальнейшем решил расходовать её более экономно. По пути может и не встретиться магазин фотопринадлежностей, а тащиться в ЦУМ или ГУМ не хотелось.

Вскоре попался ещё один симпатичный дворик, где пенсионеры за столиком стучали костяшками домино. Представляться иностранным корреспондентом мне понравилось, и когда один из стариков спросил, кто я такой и зачем их фотографирую, повторил озвученную в предыдущем дворе версию.

— Американец, что ли? — уточнил один из игроков.

— О, есс, журнал «Тайм».

— А может, ты в шпионских целях нас фотографируешь?! — заявил недоверчивый дед.

— Да ладно тебе, Кузьмич, — хмыкнул игрок, на вид чуть помоложе. — Сейчас не 37-й, и ты уже не в НКВД служишь.

— Вот и плохо, что не 37-й, — нахмурился дедок. — При Иосифе Виссарионовиче и Лаврентии Палыче порядок был, а Хрущ всё под откос пустил. Распустился народ при нём, свободу почуяли. Да и Лёнька…

Он шмыгнул носом.

— Ладно, чего там… Чья очередь ходить?

Я сделал ещё несколько снимков и попрощался с мужиками, один из которых велел передавать привет Никсону. Этот дом я решил сфотографировать и с другого ракурса, очень уж аутентично выглядели крошившаяся кладка красного кирпича и росшая на крыше тонкая берёзка. Куда она только корни-то пустила…

— Гражданин!

Я обернулся. Ко мне быстрым шагом следовал молодой сержант милиции, может, старше меня ненамного.

— Гражданин, предъявите ваши документы.

Я протянул ему паспорт. Тот внимательно изучил документ и с подозрением уставился на меня.

— Вы случайно не тот самый Покровский, который Мохаммеда Али в нокаут отправил?

— Случайно тот, — улыбнулся я как можно более обезоруживающе.

— Хм… А зачем же гражданам представляетесь иностранным корреспондентом?

— Да это так, шутки ради.

— Хороши шуточки! Меня вон Василий Кузьмич с соседнего дома настропалил, беги, говорит, за шпионом, пока далеко не ушёл. В белом трико разгуливает, причём с советским фотоаппаратом.

Я снова улыбнулся:

— Теперь-то убедились, что я не шпион?

— Убедился… А зачем вы всё это фотографируете?

— Люблю, знаете ли, старину. Лет через 10–20 всё это снесут, старики вымрут, а на моих плёнках дома и люди останутся.

Сержант сдвинул фуражку на затылок, поскрёб ногтями место надо лбом, где начиналась коротко стриженая растительность.

— Ладно, фотографируйте, гражданин Покровский. Но только больше не прикидывайтесь иностранным журналистом, а то некоторые особо бдительные граждане возьмут и позвонят куда следует. Зачем и вам, и нам лишние проблемы?

— Понял, больше не буду, — заверил я.

Сержант козырнул и оставил меня наедине со старым, явно дореволюционной постройки домом. А я побродил по окрестностям ещё минут сорок, снимая застывшую во времени Москву, пока не понял, что неплохо так проголодался. Дагестанские закуски давно переварились, желудок снова чувствовал себя пустым и с вопрошал, когда я в него что-нибудь закину.

Я двигался по улице 25-летия Октября, и тут мой взгляд упал на вывеску «Пельменная». Я не гордый, могу и в пельменную зайти. Правда, в своём белом костюме в недрах этого заведения я смотрелся довольно вызывающе. Но это не помешало мне заказать двойную порцию пельменей, компот и добротный кусок творожной запеканки. Когда я вернулся в гостиницу, открыв дверь дубликатом ключа, Гамзатова в номере не оказалось. Он явился минут через двадцать, оказалось — обедал в ресторане.

— А я просыпаюсь — тебя нет. Куда ходил?

Рассказал про свои приключения, Расул Гамзатович над сценой с милиционером посмеялся.

— Да-а, хорошо, что догадался паспорт захватить, а то загребли бы тебя в участок — и сидел бы там до выяснения личности. Чего доброго, и на концерт бы не успел. Хорошо, что так обошлось. Сходи, пообедай, в ресторане, скажу тебе неплохо кормят.

— Да я уже по пути в пельменную заскочил.

— Э-э, слушай, есть в пельменной — себя не уважать.

Далее мне минут десять пришлось выслушивать лекцию о правильном питании, которая сводилась к тому, что кавказская кухня — самая вкусная и здоровая в мире. Я не возражал, согласно кивал, потакая раздухарившемуся поэту.

— Ты всё-таки приезжай ко мне в гости в Махачкалу, — закончил свой спич Гамзатов. — Но сначала позвони, я могу куда-нибудь уехать. Мало ли, то съезд Союза писателей, то творческая командировка… Записывай номер.

Я в ответ продиктовал свой, пригласил, если судьба занесёт поэта в Свердловск, снова встретиться. Позже¸ когда я стал собираться на встречу с Силантьевым, Расул Гамзатович снова пристал с расспросами, куда это я намылился? Ох и любопытный… Пришлось вкратце пересказывать суть дела, после чего Гамзатов попросил передать Силантьеву пламенный привет.

Пока добрался до Александровского сада — с неба начал накрапывать мелкий дождик. Был я уже не в белом костюме, а в джинсах, рубашке и лёгкой куртке, более-менее защищавшей от этой мороси. Бобина была завёрнута в полиэтиленовый пакет с принтом в виде цветочков, и никак не должна была промокнуть.

Юрий Васильевич появился в пять минут шестого.

— Здравствуйте, Женя! Принесли?

Он забрал у меня пакет, свернув его и сунув в карман плаща.

— Ничего пока обещать не могу. Может, даже мне альбом покажется не слишком достойным пластинки. Хотя ваш уровень мне известен, в крайнем случае можно было бы выпустить миньон с вашими песнями… Ах да, едва не забыл! Сегодня как раз звонили с «Мелодии», они составляют к очередной годовщине Великого Октября диск-гигант, который я со своим оркестром как раз и буду записывать. Песни уже отобраны худсоветом, и среди них ваша «И вновь продолжается бой!». Будем записывать с Лещенко. Так что примите мои поздравления. А с Пахомовым завтра же созвонюсь, спрошу, когда ему или кому-то из его заместителей можно будет принести вашу плёнку.

Засим мы и расстались. К моему возвращению дождь усилился, и я всё-таки малость промок. Быстро переоделся в выглаженный горничной парадный и единственный костюм, впрочем, вполне сносный даже для правительственных концертов. На лацкан нацепил значок «Мастер спорта СССР». В это время такое было