Непростой Путь Про-Героя. Том 1. Том 2 - Александр Русак

Впрочем, профессиональная карьера отчасти выбила из него подростковый идеализм; дураком Тошинори не был. Отчасти именно поэтому он так отчаянно поддерживал созданный им образ Символа Мира. Образ, который с каждым днем был все в меньшей степени реальным и в большей — иллюзией.

'И кто это будет? Один из старших курсов? Или одногодка юного Мидории, который решил его проверить? Очако? Бакуго? Или, может быть…"

За дверью оказался высокий голубоволосый парень из класса Изуку-куна.

Нирен Шода.

Как и Мирио Тогата, юный Шода напоминал Тошинори его самого в то время, как он учился в Юэй. Высокий, неунывающий, в хорошей физической форме, уверенный в себе, целеустремленный… и стремящийся помочь ближнему своему.

Глядя на Шоду во время его выступления на экзамене, когда тот наплевал на собственный экзамен и рванул спасать подругу, он подумал, что нашелся еще один парень, которому он мог бы передать свою причуду… такой же герой от природы. «Прирожденный Герой», по выражению госпожи Чио.

Как и он сам, и Изуку с Мирио. Каким была Нана…

Такой человек не предаст огласке тайну.

Можно было бы расслабиться, но что-то не давало покоя… Не так, как от Киотаки, нет. Но все же какая-то неправильность ощущалась.

— Эм… Простите, если помешал, — в замешательстве посмотрел на него паренек снизу вверх. — Я к Шузенджи-сан пришел, мне… э… шприцы для крови нужны, и сама кровь тоже, вот.

«Подслушивал? Или нет? — Всемогущий не мог сказать наверняка. Он напряг слух. — Сердцебиение учащенное… Но он мог просто удивиться тому, что увидел меня. Я… могу производить подавляющее впечатление.»

Особенно вот так нависая над людьми. Всемогущий отстранился, освобождая проход…

— Ничего, юный Шода! — ответили его губы, — Мы уже заканчивали наш разговор, ха-ха! Позволь узнать, а зачем тебе шприцы?.. И кровь…

— Здравствуйте, Шузеджи-сан… О, а Мидория еще тут? Как же ему досталось-то… — сокрушенно покачал Нирен, проходя в палату. — И это от его собственной причуды… Будто его тело к ней не готово, никогда такого не видел… Это ничего, что я тут шумлю?

— Здравствуй, юноша, здравствуй, вот, покушай конфетки… — постаралась вмешаться и отвлечь первокурсника госпожа Чио — женщина, историю которой Всемогущий не знал, но к которой испытывал безмерное уважение. Мало того, что она была основной причиной того, что Символ Мира все еще топчет эту землю, так и сам директор за нее поручился… — Мальчика и пушкой не разбудишь, не беспокойся попусту. А ты снова хочешь делиться своей кровью с этой девочкой, Тогой? Не бережешь себя…

«И стремящийся помочь ближнему своему…»

— Да, вы правы, — засмеялся парень, смущенно растрепав затылок рукой, — У нее такая причуда, ничего не поделаешь! Но это временно. Я уже обратился за помощью к директору Незу, и с вами тоже хотел обсудить пару вариантов…

— Ну, я тогда пойду, — негромко сказал Тошинори. Мало кто понимал это, но на самом деле, когда он хотел, Всемогущий мог быть очень даже незаметным.

Он повернулся к двери и…

Но Нирен его услышал — и дернулся, будто собирался куда-то побежать или что-то крикнуть. Парень бросил взгляд на Мидорию, на Чио, открыл рот…

Но передумал.

— Ничего, Всемогущий-сан, — повернув голову, спокойно посмотрел ему в глаза некто, кто называл себя Ниреном Шода, пятнадцатилетним первокурсником Юэй. — Все будет хорошо. Я обо всем позабочусь.

И Тошинори встретил совершенно не тот взгляд, который ожидал.

Не взгляд кого-то вроде открытого, искреннего Изуку Мидории — в чем-то наивного, в чем-то идеалиста. Настоящего героя, если дать ему обрести уверенность в своих силах.

Нет. Тошинори увидел холодный взгляд человека, который идет на войну. И готов убивать.

Не тот взгляд, который может быть у несовершеннолетнего парня, и не тот, который может быть у профессионального героя.

Такой взгляд он видел в молодости, когда вскоре после начала геройской карьеры был направлен на помощь сообществу профессиональных героев на Ближнем Востоке, для подавления последних очагов сопротивления остатков радикальных исламистских боевиков, бог которых так и не принял ни изменившийся мир, ни причуды.

Вот такой взгляд он тогда видел у военных, которые шли убивать.

За родину, за свободу, за будущее, за человечество… не важно.

Это взгляд убийцы.

И взгляд смертника.

Взгляд человека, который идет умирать.

Так смотрела Учитель…

«Юный Нирен, что же с тобой случилось?»

«И что ты имел в виду?»

«И что мне спросить?»

Тошинори Яги не знал ответа ни на один из этих вопросов, и с горечью осознавал, что в очередной раз колеблется, что же ему выбрать.

И выбрал…

* * *

Нирен.

Не знаю, какой черт дернул меня сказать то, что я сказал.

Возможно, я просто поддался очарованию момента — диалога с величайшим героем планеты, по сути, почти наедине. Ведь Всемогущий был, стал за время моей второй жизни и моим собственным кумиром. Самый успешный. Самый эффективный. Самый сильный.

А может быть, я просто понимал, что еще немного — и я пойду ва-банк. Пойду ва-банк ради, по сути-то, него, Всемогущего. Ради него и ради его преемника. Принесу себя в жертву на алтаре будущего, потому что не видел лучшего шанса для героев и лучшего, более успешного, более эффективного способа разыграть свои карты и умения.

Потому что это — мой предел. Они все оставят меня за скобками, рано или поздно. Я не верю, не представляю, как я могу держаться с ними вровень там, в будущих событиях, где будут эти человекоподобные монстры, где будут полеты над городом, где будут огромные взрывы, где все будет происходить на сверхчеловеческих скоростях и они все будут выживать при несовместимых с жизнью травмах.

Да боже, я даже не представляю себя на их уровне на спортивном фестивале, который должен случиться меньше чем через месяц! Там Тодороки создал взрыв, который разнес весь стадион, и Мидория при этом не только выжил, но и заставил его выложиться на полную!

Скорее всего, я просто погибну через пару недель, пытаясь предотвратить то, о чем он говорил в своем разговоре, который я подслушал. Или, вероятнее, отстрочить.

И, б***ь, в этот момент мне стало реально страшно.

Провожая глазами огромную, мускулистую спину Всемогущего — который замешкался перед выходом, который явно колебался, стоит ли у меня что-то спросить и который, к сожалению, совсем не всемогущ — я испытывал острое желание закричать: «Я не