Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

же только научную часть пропускал в ваших отчетах, слишком уж зубодробительно… вам пора отвыкать от университетских замашек и объяснять так, чтобы понимали заказчики. А вот показатели внимательно изучил — они впечатляют. Однако в образовании ваших учеников есть пробел.

— Какой же?

— Как и все приютские дети, они не знают реалий повседневной жизни. Допустим, вот эта ваша опус магнум справилась с уруком, но справится ли она со стиральной машиной? Сможет ли купить в супермаркете продукты на неделю? Найдет ли общие темы для беседы с разумными, которые выросли с ней не в одном вольере? Убийства и акробатические трюки — это очень мило, конечно, однако жизнь состоит не только из них. А наши агенты должны уметь внедриться в любую среду.

— Вы предлагаете поместить их на время в лояльные нам семьи?

Отсюда запах тренера не чувствовался, но в голосе его сквозило едва сдерживаемое волнение.

— К чему? Это было бы полумерой, теплицей своего рода. Полагаю, их надо отпустить на вольные хлеба. Разрешите им взять по одной вещи из арсенала и развезите как можно дальше друг от друга — и пускай год-другой крутятся как хотят. Понимаю, вам грустно будет расставаться с питомцами, они — итог упорной многолетней работы. Но не следует быть эгоистом, Кей. Живая жизнь — лучший учитель. Вы же сами говорили, что не держите их за рабов; так вот пускай же они хлебнут свободы.

* * *

Просыпаюсь и тупо пырюсь в переплетение рассветных теней на потолке. Стоит ли пытаться убедить себя, что это был просто сон? Мое тело ведь помнит все эти трюки, и да, тень для меня — что-то вроде эфемерной, но все же материи.

Стараясь не наступить на спящую Токс, тащусь в душ. Хочется смыть с себя Сто Тринадцатую, ее холодное, насмешливое отношение к жизни. Прохладная вода едва сочится из лейки, но чтобы прийти в себя — самое то. Мыло с запахом хвои в пластиковой мыльнице, на полу — мокрый резиновый коврик, на полочке — зубная паста в ярком тюбике… Все здесь такое — вроде нормальное, почти привычное, как у нас, а потом как вылезет что-то эдакое — хоть стой, хоть падай.

Высоко на левом бедре — синеватое пятно. Тру его мочалкой, но оно не сходит. Кровоподтек? Склоняюсь — теперь это нетрудно — и всматриваюсь.

Это татуировка — старая, расплывшаяся, но вполне читаемая. «113/Ten»'.

Глава 3

Французской булки нам не завезли

— А вот Солечка — хорошая девочка! — торжественно заявляет мадам Кляушвиц, глядя, впрочем, не на меня, а на сына. — Посмотри, Ленни, как она замечательно кушает! Не то что некоторые. Опять жевал свои чипсы?

Ленни, тоскливо ковыряя ложкой в тарелке с айнтопфом, бросает на меня уничтожающий взгляд. Отчаянно мотаю головой: мол, не сдавала я тебя! Ты бы сам хоть иногда крошки из бороды вытряхивал, конспиратор хренов…

Со вздохом принимаюсь доедать свой айнтопф. Нет, правда очень вкусно, но проблема в том, что до него уже были фаршированный палтус и салат из спаржи, а впереди еще чай с расстегаями. Не знаю, как все это уместится в одну небольшую снага… возможно, придется каким-то образом нарушить законы физики. Не то чтобы я в самом деле хотела становиться для добряка Ленни условной дочерью маминой подруги, которую собственная мама постоянно ставит ему в пример. Но дело в том, что мадам Кляушвиц оказалась лучшим из доступных мне источников информации о месте, куда меня занесло. А чтобы завоевать ее расположение, приходилось быть хорошей девочкой, то есть замечательно кушать. Уже второй день подряд.

Поначалу я опасалась, что Токс, раз уж взялась за мое духовное развитие, продолжит читать мне проповеди об очищении кармы, заставит обнимать деревья и медитировать на звездное небо; но высокая госпожа вообще особо не обращала на меня внимания, полностью погрузившись в работу. Собственно мастерскую с множеством станков, инструментов и разноцветных колбочек оккупировала в основном Токс. Насколько я поняла, она занималась какими-то сложным не то ювелирным, не то алхимическим промыслом. Не совсем то, чего ожидаешь от очаровательной сисястой эльфийки… хотя алкоголизм тоже вроде как не к лицу дамочке с именем, которое в три дня не выучишь. А поди ж ты — до невменоза Токс больше не напивается, но разит спиртным от нее постоянно, ближе к вечеру конкретно так.

Ленни тоже погрузился в свой компьютерный угол, повернувшись к жестокому миру курчавым затылком и метая в него время от времени пустые пакеты из-под чипсов. Единственное, что могло его выдернуть из кресла — суровые окрики мамы, которая каждый раз точно знала, хочет сыночка-корзиночка есть, замерз он или ему нужно прямо сейчас ложиться спать. В мастерскую мадам Кляушвиц никогда не поднималась: покойный отец Ленни умудрился каким-то образом убедить ее, что это — дурная примета, и так отвоевал себе немного личного пространства. Однако спать здесь Ленни не разрешалось, на ночь он уходил в дом.

Первым делом я перерыла доставшуюся мне в наследство сумку. С оружием Соль я познакомиться успела, а прочие вещи сообщили немного: довольно простая одежда из недорогого магазина и базовый гигиенический набор. В нем лежала початая пачка тампонов — значит, повторно переживать половое созревание со всеми его прыщами и истериками на ровном месте не придется. Честно говоря, при осмотре тела в этом возникали сомнения — фигурой Соль смахивала скорее на подростка, чем на взрослую женщину. Я заметила, что одежда и белье в сумке новые, с этикетками и в магазинной упаковке. Видимо, Сто Тринадцатая то ли не считала нужным, то ли не умела стирать, а попросту выбрасывала ношеную одежду и покупала либо воровала новую.

Главное — не нашлось ни документов, ни банковских карт, ни хотя бы самого простого мобильника. Деньги, впрочем, были — в виде пары сотен мелких монет из желтого металла в холщовом мешочке. Наверное, Сто Тринадцатой проще было добывать их по мере надобности, чем особо затяжеляться.

Самой полезной вещью в багаже оказалась черная вязаная шапочка, подшитая изнутри кожей. Ее можно было носить как оставляя уши торчать наружу, так и прикрывая раковины. В последнем случае звуковой фон сглаживался. Это, конечно, снижало безопасность, но буквально спасало от того, чтобы слышать постоянно все, что делают у себя в спальнях или в ванных жители окрестных домов. Шапочка мне так понравилась, что я стала носить ее постоянно, натягивая на уши всякий раз, когда чувствовала