Последний полет Гагарина - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Во время торжественной встречи Леонова во Внуково, там происходило всё ровно так же как при моём возвращении, Алексей спустился с трапа с Белянкой на руках, опустил её на ковровую дорожку и повёл четверолапого космонавта на поводке.

Я, стоявший по правую руку от Шелепина, услышал пренеприятный диалог.

— Эту собачку товарищ Первый секретарь намерен подарить де Голлю, — шепнул Суслову Громыко.

— Позор… Если дарить иностранным главам государств, нужно что-то приличное. Неужели не нашлось породистой?

Я даже улыбаться перестал и старался не смотреть в сторону Суслова. Неужели он настолько далёк от реальности, что не знает — мы берём беспородных и откровенно уличных, потому что они выдержали естественный отбор, а не изнеженных мелких чистопородок. А если не знает, не ориентируется, зачем лезет с советами? В советской системе есть плюсы и минусы, очевидный минус — когда на верхотуру власти взбирается деятель, считающий себя компетентным во всём на свете. Таких ставят командовать сельским хозяйством, потом добывающей промышленностью, затем каким-то регионом, он надувает щёки, отдаёт распоряжения, и на всё про всё у него один ответ: партия сказала «надо», вы уж сами выкручивайтесь и придумывайте как исполнить.

Шелепин, вроде бы выходец из тех же слоёв, человек иного склада, он как минимум выслушивает специалистов. В то же время вынужден считаться с мнением ЦК, сформированного под влиянием Хрущёва, и некоторая смена поколений, с чисткой от экс-сталинистов и «универсальных талантов», возможна только в шестьдесят седьмом, после очередного съезда КПСС и избрания нового состава Центрального Комитета. Если при Шелепине до съезда советский гражданин ступит на Луну, мы сильно укрепим его моральные позиции.

Но как же нехорошо приурочивать технически трудные вещи к съезду, к годовщине, к юбилею… А тут ещё американцы дышат в спину.

Глава 6

6

В конце января шестьдесят третьего года состоялась военно-научная конференция ВВС по вопросам использования космического пространства в военных целях. Да-да, именно в тех, о чём наша пресса безудержно ругала Запад из-за грядущей милитаризации космоса.

Люди сведущие возразили бы: и что в этом такого необычного? Первой к космосу прикоснулась боевая баллистическая ракета. Первый спутник вывела на орбиту межконтинентальная баллистическая ракета с дополнительной разгонной ступенью. И советские первые космонавты, и американские астронавты — офицеры ВВС своих стран. Люди в погонах шагнули в неизведанное впереди людей в штатском, так будет и дальше.

К моему большому сожалению, практические работники ОКБ-1 или команды Янгеля едва были представлены и преимущественно молчали, что понятно: огласить результаты новейших разработок на публике численностью под полторы сотни человек означало повысить риск утечки к врагу. Итого получилось, что на конференции присутствовало шестьдесят пять (!) генералов ВВС, профессора военных заведений, но это скорее были мечтатели, слабо представляющие возможности ракетной техники.

Мы с Каманиным сидели в президиуме. Николай Петрович стойко и неподвижно переносил происходящее. Ему бы монокль в глаз, напоминал бы прусского барона на кайзеровской службе в начале века. Наверно, в курилке бы высказался, но я не ходил курить, тем более как живой экспонат постоянно находился в центре внимания, уже привык, в том числе отвечать на одни и те же вопросы. В заключительный день конференции, в перерыве, лишь один полковник спросил по-человечески:

— Юрий Алексеевич, не мешает жизни и службе такая популярность?

— Ещё бы, товарищи офицеры. Докладываю: каждое утро надеваю самый дешёвый спортивный костюм, обычные кеды за три рубля и вязаную шапочку, под неё — короткую накладную бородку с усами с резинкой на затылке. И бегу по улицам Москвы пять километров в одну сторону, затем пять обратно. Борода мешает, но без неё невозможно, тут же: Юрий Алексеевич, это вы? Позвольте пожать вашу руку. Останавливаюсь, нехорошо игнорировать советских граждан, сбиваюсь с дыхания, бегу дальше, опять: Юрий Алексеевич…

Народ развеселился, тот же полковник уточнил:

— А в бороде не узнают?

— Даже консьержка не признала, живу в особом доме, подъезд с консьержкой. Пока бороду не снял, не пускала, хоть дерись с ней. А она гораздо больше меня, килограмм сто!

Посмеявшись, часть аудитории заняла места за столами в лёгком расположении духа. Но разговор шёл о весьма серьёзных вещах, по итогам конференции сформируются рекомендации для командования ВВС, с визой Генштаба и подписью министра обороны они уйдут в ЦК КПСС, где наверняка вызовут некую реакцию.

Главком ВВС только в самом конце решил дать слово Каманину — поблагодарить авиационную самодеятельность за новаторские идеи и закруглить вече. Николай Петрович обернулся ко мне и, заметив мой кивок, предложил:

— Поскольку лётчик-космонавт Гагарин координирует деятельность Совета главных конструкторов и лучше всех ориентируется в возможностях ОКБ, прошу его прокомментировать разработки наших специалистов.

Заказывали? Получите!

Как водится, начал со слов благодарности. А потом расхреначил их прожекты в пыль.

— Идея создания воздушно-космического самолёта с высотой полёта 60–150 километров и орбитального космического самолёта с высотой полёта 1000–3000 километров, безусловно, весьма привлекательна, но далека от современного уровня технологий. Авторы предложения не учли совершенно разные условия для перемещения летательного аппарата в стратосфере и в безвоздушной среде. Космический корабль не нуждается в крыле и хвостовом оперении. Если его оснастить крылом, то оно пригодно лишь для посадки по-самолётному, то есть по траектории, близкой к горизонтальной. Даже для сравнительно лёгкого аппарата, каким является корабль «Восток», элементы планера добавят минимум несколько сот килограмм веса. Добавим термоизоляцию, выйдет более тонны. Парашютная система и твердотопливный двигатель мягкой посадки весят многократно легче, отработаны, позволяют приземлиться практически в любом месте, а не только на подготовленную полосу.

— Докладчик подчёркивал, что самолёт после дозаправки пригоден к новому полёту, — напомнил Вершинин.

— Так точно, товарищ Главный маршал авиации. Он смешал цель, заключающуюся в многократном использовании космического аппарата, и авиационный принцип приземления спускаемого аппарата. Докладываю, что спускаемый аппарат и по массе, и по стоимости, и по трудозатратам составляет малую часть комплекса, состоящего из ракеты-носителя и собственно полезной нагрузки. Когда технологии позволят, конструкторы в первую очередь обратят внимание на повторное использование ступеней ракеты-носителя. Спускаемый аппарат не сложно запустить повторно, восстановив термозащиту, антенны и некоторые другие элементы, страдающие при входе в плотные слои атмосферы. Но мы пока не идём на такой риск. Конструкторы считают, что спускаемый аппарат, испытавший нагрузки полёта, отличается сниженной надёжностью по сравнению с новым.

Разумеется, я не мог рассказать про самолёт «Буран», в мечтах