Арктания - Григорий Никитич Гребнев

Мерс, когда дверь закрылась за врачом. Затем он направился к себе в комнату. Разложил здесь огромный чемодан и стал упаковывать в него легкие стальные части скафандра.

Кто-то кашлянул за его спиной. Мерс быстро обернулся: перед ним стоял дед Андрейчик.

— Вы… вы разве не ушли? — спросил Мерс.

— Нет, — кротко сказал старик. — А я вам уже надоел?

— Я сейчас ухожу, мне некогда.

— Я тоже ухожу. Гулять идете?

— Да.

— Где вы раздобыли этот скафандр?

— Здесь. На острове.

— Давно?

— Вчера.

— Купили?

— Нет, взял для ознакомления.

— У кого?

— Это неважно.

— Знаете, товарищ Мерс, о чем я хочу вас попросить? Пока вы будете гулять, дайте мне рассмотреть данный подводный костюмчик. Это что-то новое. Я тоже такого еще не видел. А? Как вы на этот счет?

Старик говорил просительным тоном, но смотрел он на своего соседа отнюдь не просительно, скорее даже испытующе, словно проверял: даст или не даст?

— Нет, — резко сказал Мерс. — Я должен его сегодня вернуть.

— Жалко…

— Я сейчас буду переодеваться, — нетерпеливо сказал Мерс.

— А-а… Ну-ну. Переодевайтесь.

Старик пошел к двери.

— Да, — вспомнил он. — Вы сегодня в больницу придете?

— А что?

Мерс насторожился.

— Интересный сеанс предстоит. Известный бразильский языковед дель-Грасиас будет по радио беседовать с ожившим мальчишкой.

Дед Андрейчик взялся за ручку двери.

— В какое время? — спросил Мерс.

— В двенадцать по Гринвичу… — Старик постоял с минуту. — Ну, я пойду. Вы здесь переодеваться хотели.

Через несколько минут после ухода старика Мерс уже спускался по лестнице в вестибюль. В руках он держал тяжелый большой чемодан.

— Съезжаете? — спросил дежурный.

— Нет. Отлучаюсь. Прикажите подать аэросани. Поеду без водителя.

Дежурный связался с гаражом и попросил подать к подъезду аэросани.

Через минуту под самую дверь больничного дома подкатил изящный пепельный лимузин обтекаемой формы, маленький и изолированный, как старинная танкетка, юркий и тихий, как мышь. Это были аэросани последнего выпуска Горьковского автозавода. Вернее, это были ракетосани, но назывались они «аэросанями» по старой памяти, в честь пропеллеровых снеговых самокатов, появившихся еще в первые годы Октябрьской революции.

Водитель вылез из саней, помог Мерсу укрепить позади кабины его чемодан, закрыл в нем дверку и отошел в сторону. Сани легким птичьим полетом пошли по снеговой дорожке по направлению к берегу.

Маршрутом саней Мерса никто не интересовался в тот день. Лишь один человек стоял у окна на втором этаже жилого дома больницы и не выпускал из поля биноскопа удалявшийся к морю изящный пепельный лимузин. Это был дед Андрейчик. Он видел, как аэросани Мерса, нырнув за темную, со снеговыми отметинами скалу, выпрыгнули прямо на береговой лед и пошли прочь от острова. Отъехав около полукилометра, Мерс вылез из саней и скрылся за ближайшим торосом.

Старик отнял от глаз свой телескопический бинокль.

— Факты интересные, — сказал он и отошел от окна.

15.

МАЛЬЧИК ГОВОРИТ НА ЯЗЫКЕ ПЛЕМЕНИ «ЗОЛОТАЯ УЛИТКА»

В четвертой палате больницы острова Седова ждали появления на экране стереовизора известного бразильского языковеда Мартина дель-Грасиас. В палате присутствовали: профессор Британов, знаменитый ирландский психиатр профессор О’Фенрой, главный врач островной больницы и Ася. Шесть корреспондентов, в том числе и Мерс, помещались в смежной комнате. Открытая дверь и дублетный[41] экран стереовизора позволяли корреспондентам слышать и видеть все, что будет происходить в соседней комнате, и задавать в случае необходимости вопросы.

Подлинным виновником этого несколько необычайного собрания был, конечно, не бразильский языковед. Внимание всех в четвертой палате и в соседней комнате приковано было к загадочному пациенту профессора Британова. Он, этот пациент, тоже находился в палате, и с ним должен был беседовать бразильский языковед.

Худенький мальчик, на вид лет тринадцати, одетый в белое больничное белье, укрытый до груди легким шерстяным одеялом, полусидел на койке, обложенный подушками со всех сторон. Смуглое, будто подернутое табачным загаром лицо его казалось сонным и усталым. Большие черные глаза были прикрыты густыми длинными ресницами, — казалось, он дремал. Это и был тот самый мальчик, которого нашли 21 мая летчики противоштормового дивизиона замерзшим в глыбе льда. Профессор Британов блестяще довел до конца свой исторический опыт оживления замерзшего человека; и вот он, этот первый в мире человек, вырванный из холодного, никогда не разжимавшегося кулака смерти, тело которого всего несколько дней назад издавало почти металлический звук при ударе, — этот человек сидел теперь на больничной койке. Он дышал, он видел, он слышал, он осязал, он обонял. Единственное, что отличало его от прочих людей, это общая слабость, постоянная сонливость и апатия. Профессор О’Фенрой тщательно изучил мальчика и пришел к выводу: физически мальчик вполне нормален, апатия и сонливость суть следствия общей слабости, которая в свою очередь вызвана применением радия при реставрации клеточной ткани.

— Вполне возможно, что у мальчика отсутствует полностью или частично память. Но это мы сможем проверить лишь после того, как кто-нибудь побеседует с мальчиком, — сказал однажды профессору Британову ирландский психиатр.

Однако побеседовать с мальчиком оказалось не таким легким делом. Мальчик молчал и на все вопросы на всех языках отвечал лишь удивленным взмахом своих изумительных ресниц и долгим напряженным взглядом. Затем его взгляд рассеянно скользил по стенам комнаты, и мальчик впадал в дремоту. За десять дней своего пребывания в больнице острова Седова он не произнес ни одного слова. Заговорил молчаливый пациент профессора Британова три дня назад, то есть на тринадцатый день своей жизни. Собственно говоря, он даже не заговорил, он только произнес несколько слов. Случилось это благодаря Асе.

После отъезда Ветлугиных Ася и дед Андрейчик не покинули острова. Старик воспользовался отпуском и остался здесь по каким-то своим таинственным соображениям. Асе мать разрешила остаться с дедушкой Андрейчиком при условии, если она будет его слушаться.

Дочь долговязого гидрографа полюсной станции, лишившись единственного друга, Юры, всю свою привязанность перенесла на смуглого и молчаливого обитателя палаты № 4. И потому Ася с большой радостью и безоговорочно подчинилась совету деда Андрейчика: никуда не отлучаться от мальчика из четвертой палаты и обо всем вечером рассказывать ему, деду Андрейчику. В первые дни врачам не нравилось, что рыжая курносенькая болтушка вертится под руками у знаменитых профессоров, съехавшихся в больницу ради невиданного больного, но, после того как профессор О’Фенрой как-то шутя сказал: «Держу пари, что эта щебетунья разговорит нашего молчальника», — после этого Асю беспрепятственно стали допускать к ее молчаливому другу. И он, видимо, узнавал ее: стоило Асе куда-нибудь надолго отлучиться или с утра притти попозже, мальчик беспокойно ворочал головой во все стороны, отыскивая ее.

Ася вбегала к нему в палату и,