Зябрики в собственном соку или бесконечная история - Константин Константинович Костин

остальные сведения о стилягах у меня довольно обрывочны: кок[3], ботинки «на манной каше»[4], галстуки с обезьянами, «папина "Победа»… [5]Недостаточно примет.

Пойдем другим путем. Стиляги — молодежь. Молодежь — это студенты. Где сконцентрированы студенты? В общежитии. И, хотя сейчас лето, сессии закончились, и большинство разъехалось — меньшинство-то осталось. И, как подсказывает мне опыт, чаще всего на лето в общежитии остаются раздолбаи, среди которых шанс обнаружить «борца с системой» выше.

Цель определена. Вперед.

* * *

Общежитие находилось на тихой зеленой улочке, с одной стороны которой стояли дома, а с другой — ряд кустов, за которым прятался пологий склон, заканчивающийся берегом реки. Не той, в которой я… кхм… купался. Та была довольно большой, по ней даже какие-то суда ходили, а в этой если и проплывет судно, то только случайно упущенное медсестрой.

Я торчал напротив входа в общежитие, под сенью незнакомого мне куста, рассматривая входящих и особенно — выходящих. Пока что все попадавшие мне в поле зрения походили на стиляг не больше, чем леди Гага — на профессора астрономии.

Живот скулил, напоминая, что последняя еда, полученная им, была рано утром, а сейчас, по ощущениям, пятый час. Во рту стоял противный вкус, я мысленно клялся, что, если удастся загнать джинсы — поем нормальной еды. Какой-нибудь.

Как назло, в голову пришла внезапная и немного пугающая мысль. А как здесь вообще называются джинсы?

Я уже немного понял суть окружающего меня мира. Он представляет из себя аналог СССР пятидесятых, почти точный в части различных мелочей, типа телефонных автоматов или газет, но при это все имена собственные изменились на неизвестно что. Человеческие имена изменены на что-то, напоминающее Казахстан, названия — на некие аналоги (газета «Правда» превратилась в «Истину», например), также по-другому выглядят исторические персонажи — тот же вездесущий товарищ Афосин. По факту — это Ленин. Но другая фамилия и выглядит совершенно иначе. Плюс — нелогичные «зябрики», как я прозвал изменения в окружающем мире, логичном объяснению не поддающиеся. Типа самих зябриков, которых в нашем мире нет, или пентаграммы вместо серпа и молота.

Так вот: название джинсов в нашем мире происходит от названия города Генуя. Какового в этом мире ожидаемо нет. Есть какая-нибудь Мадуя, Контира или вовсе Брим.

Вопрос: как здесь называются джинсы?

И он для меня не академический: что я предлагаю на продажу? «Парень, купи джинсы!». А он в ответ: «А что это⁈».

Поправка: вопрос не только насущный, но и срочный.

Из дверей общаги вышел парень, при виде которого у меня в голове сразу включился режим опознания.

Длинные волосы — есть.

Цветастая гавайка — есть.

Тонкие усики а-ля Ретт Батлер — есть[6].

Остроносые туфли, да, на толстой светлой подошве — есть.

Если уж это не стиляга — или некий аналог — то я уже не знаю, где их искать.

Парнишка двигался неторопливо, поэтому я успел перейти улицу и выйти ему наперерез:

— Привет!

— Привет, — во взгляде моего потенциального покупателя, этаком, с ленивым прищуром, мелькнул, глубоко-глубоко, страх. Действительно, кто его знает, что это за тип: небритый, в кепке.

— Хочешь штаны купить? — и, не дожидаясь вопроса «Какие еще штаны⁈», протянул ему авоську. Отвернул газетный лист, показывая кусочек джинсов.

— Жапсы? — паренек приподнял одну бровь.

Жапсы, жапсы. Хотя лягушачьи шкурки, только купи. Жрать хочется — невозможно.

— Посмотреть можно?

А ручки-то подрагивают. Зацепило парня, зацепило. Пора подсекать и вываживать.

— Пойдем, — кивнул я в сторону реки.

Мы протиснулись в проход между кустами, подошли к росшим к воды ивам, возле которых кто-то оборудовал курилку: две стопки кирпичей с положенными сверху досками.

— Давай. Показывай!

Подсекаем…

Я развернул сверток.

И понял, что рыба сорвалась.

— Что за мешки? — чуть ли не брезгливо произнес парень.

Облом-с. У меня джинсы — прямые, чуть расклешенные, а здесь, если мне не изменяет склероз и ситуация соответствует пятидесятым — в моде дудочки. За которыми охотились комсомольские патрули и не в смысле «Дай поносить!», а в смысле — разрезали бритвами по шву, чтобы неповадно было.

Покупатель, однако, категорически отказываться не собирался: мял и выворачивал наизнанку, послюнявил спичку и потер ею ткань, почесал нос:

— Делиль верный, а торч мертвый… И на самолеп не похоже. Где ЭТО слепили?

— В Китае.

— Это где?

Никакого удивления, просто безразличное любопытство.

— Откуда я знаю? Дядька привез.

— Ладно, — парень хлопнул себя ладоня по коленям и встал, — Возьму. Полную цену не дам, штука мертвая. Две стопки… двести рэ устроит?

Жмот.

— Давай, — лениво махнул рукой я, мол, мне плевать.

— Жди, сейчас деньги принесу.

Он скрылся, а меня пробило неприятное осознание, что мои действия в данном случае Уголовный кодекс квалифицирует как спекуляцию и фарцовку. И если паренек побежал не за деньгами, а за милицией — или какими-нибудь еще дружинниками — мне сильно не поздоровиться.

Не пора ли рвать когти?

Я придавил не вовремя проснувшуюся паранойю. Видеокамер здесь нет, путь от входа в общежитие прекрасно просматривается. Так что если он сейчас выйдет не один — я всегда успею рвануть с низкого старта.

Стиляга пришел не один. С серо-сиреневой пачкой денег. Я, не пересчитывая, сунул их в карман штанов и протянул сверток покупателю:

— Держи.

Недоверчивый тип развернул газету, убедился, что я не подменил джинсы на детские ползунки, хмыкнул, завернул обратно, собрался было уходить…

И увидел мои кроссовки.

Глаза парня расширились так, что все анимешные девочки дружно закурили.

— Спортсы⁇!! Откуда⁈

Я дернул плечом:

— Дядя привез.

Он схватил меня за плечо:

— Продай! Сколько⁈

ПО лицу было понятно, что денег у него больше нет, где найти — не знает, но если я откажусь — он меня в этой реке утопит.

Про реку — шутка. Наверное.

— А пойду я в чем⁇ — возмутился я, сбрасывая ладонь с плеча, — Босиком?

— Меняемся? — в этот раз меня схватили за грудки, — Что хочешь? Что там в вашей деревне носят? Сапоги? Хочешь сапоги⁈ Настоящие, хромовые!

Глаза горели так, что становилось страшно. И немного противно. А еще говорят: «Откуда у молодежи эта страсть к потребительству, айфонам, лейблам? У нас такого не было!» Ага. Не было.

— Ну? Давай!

— Черт с тобой. Тащи сапоги.

Желудок взревел.

— И пожрать чего-нибудь притащи.

Нашел у кого спрашивать… У студента, который, небось, все деньги тратит на вот эту стиляжью