Архивы Плутона - Эдуард Сероусов

полная синхронизация может привести к катастрофической перегрузке нейронной сети. Но я разработала стабилизирующий протокол, который должен поддерживать когерентность даже при интенсивном информационном потоке».

Чанг наклонилась ближе к камере.

«Если вы смотрите это, и я не вернулась… знайте, что это был осознанный выбор. Информация в «Архивах» критически важна для выживания человечества. Стоимость одной жизни – приемлемая цена».

Она сделала паузу, словно собираясь с мыслями.

«И еще одно. Я начинаю подозревать, что «Архивы» – не просто хранилище информации. Они активны, интерактивны. Они выбирают тех, кто может их понять. И самое странное – мне кажется, что они… ожидали нас. Как будто наше открытие было предопределено, частью большего плана».

Запись закончилась, оставив Малкольма с новыми вопросами и тревожным ощущением, что он следует по тому же пути, что и Чанг, к тому же потенциально фатальному исходу.

– Есть еще данные о её эксперименте? – спросил он «Прозерпину». – Детали модификации нейроинтерфейса?

– Да, – подтвердила ИИ. – Обнаружена полная документация эксперимента, включая схемы модификации интерфейса и протоколы синхронизации.

Новые файлы появились на экране – сложные технические чертежи, формулы, коды. Малкольм быстро скопировал их через свой нейроинтерфейс, сохраняя для последующего анализа.

– Что еще в её секретных файлах?

– Много данных, – ответила «Прозерпина». – Но особенно интересны её исследования пространственно-временных аномалий вокруг пещер и теория о природе создателей «Архивов».

– Покажите.

На экране появились новые записи – графики, показывающие странные флуктуации в пространственно-временном континууме вокруг пещер, теоретические модели квантовых взаимодействий, позволяющих передавать информацию через время.

«Я почти уверена, – писала Чанг в своих заметках, – что создатели «Архивов» – это не просто люди из отдаленного будущего, а специфическая эволюционная ветвь человечества, развившаяся в результате катаклизма. Солнечная буря, которая должна произойти через пятьдесят лет, не просто уничтожит технологическую инфраструктуру – она изменит генетическую структуру выживших из-за интенсивного радиационного воздействия».

«Это создаст эволюционное бутылочное горлышко, в результате которого появится новый подвид Homo – возможно, Homo temporalis, обладающий врожденной способностью воспринимать время нелинейно. Именно эти эволюционировавшие потомки и создали «Архивы», используя свои уникальные способности для отправки информации назад во времени».

«Но самое поразительное – похоже, что некоторые из нас, живущих сейчас, уже обладают зачатками этих способностей. Генетические предшественники будущей эволюционной ветви. И артефакты каким-то образом распознают эти скрытые способности, активируя их, ускоряя эволюцию отдельных индивидуумов».

Малкольм чувствовал, как кусочки головоломки встают на место. Его необычная восприимчивость к артефактам, странные видения и ощущения – все это могло быть признаками генетической предрасположенности, о которой писала Чанг.

– Интересно, – прокомментировала «Прозерпина», словно читая его мысли. – Ваш нейронный паттерн демонстрирует сходство с тем, что доктор Чанг описывала как «темпоральную восприимчивость». Возможно, вы действительно принадлежите к генетической линии, предрасположенной к эволюции в направлении Homo temporalis.

– Это объясняет, почему Чанг выбрала именно меня для расследования, – задумчиво произнес Малкольм. – Она каким-то образом узнала о моей предрасположенности.

– Высока вероятность, что выбор не был случайным, – согласилась ИИ. – Доктор Чанг была методична во всем. Если она указала вас персонально, значит, имела веские основания.

Малкольм продолжал изучать файлы, но внезапно «Прозерпина» прервала процесс:

– Детектив, я регистрирую попытку удаленного доступа к системам наблюдения вашей каюты. Кто-то пытается активировать камеры и аудиомониторы.

– Вы можете заблокировать доступ?

– Временно – да. Но это привлечет еще больше внимания. Рекомендую завершить передачу данных и отключиться от центральной системы.

– Кто пытается получить доступ?

– Терминал в жилом отсеке, – ответила «Прозерпина». – Пользователь идентифицирован как Оливия Кейн.

Малкольм быстро принял решение:

– Завершите передачу критических данных и отключайтесь. И еще – можете проверить, не пытался ли кто-то получить доступ к моим личным файлам?

– Проверяю… – последовала короткая пауза. – Да, зафиксированы три попытки несанкционированного доступа к вашим личным данным за последние двенадцать часов. Две от терминала Кейн, одна – из технического сектора, пользователь не идентифицирован.

Это подтверждало подозрения Малкольма – за ним следили, пытаясь выяснить, что именно он знает и какие у него планы.

– Передача завершена, – сообщила «Прозерпина». – Все критические данные скопированы в ваш нейроинтерфейс. Отключаюсь от систем наблюдения.

Малкольм отсоединил свой нейроинтерфейс от терминала, чувствуя, как огромный объем новой информации интегрируется в его сознание. Данные Чанг были бесценны – они не только проливали свет на природу артефактов и их создателей, но и предоставляли конкретные методики для взаимодействия с «Архивами».

Но самым важным открытием было упоминание о секретной лаборатории Чанг – отдельном помещении, не зарегистрированном в официальных планах станции, где она проводила свои самые радикальные эксперименты. Согласно её заметкам, лаборатория располагалась в техническом секторе, замаскированная под служебное помещение.

Малкольм уже был в одной тайной лаборатории Чанг, но, очевидно, существовала и другая, более защищенная, где хранились её самые важные разработки – включая полную версию стабилизирующего препарата и модифицированный нейроинтерфейс для прямой коммуникации с артефактами.

Он должен был найти эту лабораторию прежде, чем это сделает Кейн или другие заинтересованные стороны. Но сначала ему нужно было встретиться с Ковалевой и Вайсом, чтобы спланировать следующие шаги.

Внезапно в дверь его каюты постучали. Малкольм напрягся, готовясь к возможной конфронтации.

– Детектив Харпер? – раздался голос Оливии Кейн. – Мне необходимо обсудить с вами прогресс расследования.

Малкольм быстро убедился, что все следы его деятельности скрыты, и только потом открыл дверь.

– Мисс Кейн, – он кивнул, сохраняя нейтральное выражение лица. – Чем обязан визиту?

Кейн стояла в дверном проеме, её лицо было непроницаемым, но глаза внимательно изучали каюту за спиной Малкольма.

– Консорциум интересуется результатами вашего расследования, – сказала она. – Вы на станции уже более суток, встретились с ключевыми членами персонала, посетили пещеры. Какие выводы вы сделали?

– Пока преждевременно делать окончательные выводы, – уклончиво ответил Малкольм. – Я все еще собираю информацию.

– И все же, – настаивала Кейн, – каково ваше предварительное мнение о природе артефактов? Вы, похоже, склоняетесь к теории доктора Чанг о… темпоральном происхождении?

Малкольм заметил, как она произнесла «темпоральном» – с едва заметной ноткой скептицизма и, возможно, раздражения.

– Я рассматриваю все теории, – дипломатично ответил он. – Доктор Джианг, например, предлагает весьма убедительное естественное объяснение.

– Да, его теория квантовой кристаллизации, – кивнула Кейн. – Элегантная и, что важно, не требующая экзотических концепций вроде сообщений из будущего.

– Наука часто начинается с того, что кажется экзотическим, – заметил Малкольм. – Квантовая механика когда-то считалась абсурдной.

Кейн улыбнулась, но улыбка не коснулась её глаз.

– Философский подход. Но консорциум больше интересуют практические аспекты. Технологический потенциал, независимо от происхождения артефактов.

– Разумеется, – кивнул Малкольм. – Я включу оценку технологического потенциала в свой отчет.

– Который будет представлен непосредственно консорциуму, – подчеркнула Кейн. – Некоторые члены персонала станции могут иметь… конфликтующие интересы.

– Вы имеете в виду Джианга и его связи