На Литовской земле - Борис Владимирович Сапожников

меня к себе пригласил, значит, за мою безопасность он отвечает и если кто-то в его доме так нагло попирает законы гостеприимства, ответственность за всё несёт именно хозяин. А значит смерть Яна Шуйского не будет лёгкой и почётной, но жестокой и позорной, вроде верёвки или кола.

— Пройдём, пан, на двор, — вбросив саблю в ножны, постарался как можно спокойней произнести Ян. Получилось, правда, так себе.

— Пройдём, — кивнул я и первым направился к выходу, едва не толкнув его плечом.

Я шагал быстро, однако Сапега вполне поспевал за мной, подстроившись под мой широкий шаг.

— Всё же прошу вас, Михал Васильич, давайте обойдёмся без крови, — говорил он на ходу, ничуть не запыхавшись, хотя был старше меня и вряд ли привычен к быстрым маршам. — Для чего эта ссора на пустом месте?

— Сперва меня толкают плечом, — ответил я, — а после бросают вызов. Господь свидетель, я не хотел крови, но пан Ян жаждет её, так пусть же она прольётся.

Я остановился, Сапега, как будто почувствовал, что я собираюсь сделать это и тоже замер. А вот шагавший следом раздражённый Ян Шуйский едва не налетел на меня снова.

— Однако я приму его извинения, — заявил я так громко, чтобы услышали все, — и тогда разойдёмся миром. Крови я не хочу, и призываю Господа Исуса Христа и Деву-Богородицу в свидетели правдивости моих слов.

— При всём моём уважении к вам, пан Сапега, — кивнул хозяину Ян Шуйский, — я не могу снести оскорблений, нанесённых мне и уж тем более не намерен извиняться. Ведь видит Господь, за мной вины нет. И обиду, нанесённую мне, лишь кровь смоет!

Сапега обернулся ко мне как будто всем видом своим показывая, что сделал всё, что мог, чтобы не дать пролиться крови.

Вот тут-то я понял — это настоящая проверка. Вся эта история с моим дальним родичем подстроена Сапегой. Ведь Ян Шуйский ехал с нами до самой Рудни, а то и до Витебска, и лишь где-то там покинул отряд. Если он так ненавидит меня, ничто не мешало ему устроить ссору раньше. Как он оказался в Гольшанском замке, бог весть, однако великий канцлер литовский явно знал, как использовать людей по назначению, и затеял всю эту игру с поединком. Это даже не проверка, Сапега пытается схарчить меня без соли, как предсказывал Потоцкий. Значит, надо делом доказать свою несъедобность.

Мы вышли в просторный внутренний двор замка. Несмотря на снег, который и правда пошёл во второй половине дня, здесь всё было расчищено, как будто специально подготовлено к поединку. Только скамеек для зрителей не хватало.

— Где становиться будем? — спросил я у Яна Шуйского.

— А хоть бы и здесь, — топнул он ногой. — Мне всё равно, где убивать тебя.

Я встал напротив него. Ян Шуйский снял пояс саблей и передал кому-то из подбежавших слуг, принялся разматывать широкий кушак, чтобы скинуть с себя мешающий движению кунтуш. Ко мне подскочил Зенбулатов, сидевший на пиру на почётном месте правда за дальним столом, и принялся снимать с меня пояс с палашом, а после помог избавиться от кушака и опашня. В одной рубахе было холодно, сейчас по моим прикидкам пятый час утра, самый холодный в сутках. Ну да ничего, скоро согреюсь.

Я принял у Зенбулатова ножны с палашом — дядюшкиным подарком. Что ж, вот при каких обстоятельствах доведётся мне впервые его в дело пустить. Прежде я вынимал его из ножен лишь из чистого любопытства, но осмотрел внимательно. Несмотря на богатое украшение оружием палаш был отнюдь не парадным. И сбалансирован отлично, делался явно под мой рост и мою руку, да и клинок отличный персидской работы, такой не поведёт. Конечно, я бы предпочёл саблю — она легче и фехтовать ею удобнее, или же более привычный мне кавалерийский палаш, взятый как трофей ещё при Клушине, однако посылать за оружием кого-то из дворян поздно. Раз уж нацепил царёв подарок, так надо драться им.

— Ещё раз, — встал между нами Сапега, — ради милосердия Богородицы, Девы Марии, призываю вас примириться и не лить крови в моём доме.

— Я приму извинения пана Яна Шуйского, — повторил я, — и забудем об этом.

— Невозможно, — ответил тот, швыряя на спину ножны поданной ему слугой сабли. — Отойдите же, пан Сапега, дайте место рыцарям. В позицию, пан, в позицию, ежели не трусите!

— Извольте, — кивнул я.

Как только Сапега отошёл на безопасное расстояние, Ян Шуйский ринулся в атаку.

Он полностью воспользовался преимуществом своей лёгкой сабли. Рубил стремительно, наотмашь, целил точно, старался прикончить меня как можно скорее. И как можно эффектней. Чего у поляков не отнять, так это страсти к позёрству, вечной игре на публику. Особенно, когда она столь благодарная, как в этот раз. За каждым движением нашим следили десятки глаз возбуждённых вином и скорой кровью шляхтичей. Дам на пиру у Сапеги не было — только представители воинского сословия разной степени богатства и знатности. И они вполне могли оценить наш поединок.

Дальний родич мой атаковал и атаковал, здраво рассуждая, что долго махать тяжеленным палашом не сможет даже такой силач как я. Вот только не знал он, что я-то учился не только конной рубке, но и пешему фехтованию у Делагарди и Кристера Сомме, стараясь уделять этому делу хотя бы немного времени на походе, а после беря уроки у командира наёмных рейтар Пьера Делавиля, который с отменной ловкостью обращался с тяжёлым кавалерийским палашом, обучив меня многим премудростям фехтования этим с виду неудобным оружием. И вот они мне пригодились.

Ян пытался обойти меня, наскакивал с разных сторон, рубил то быстрее, то наоборот, как можно шире, почти наотмашь. Но всякий раз встречал клинок моего палаша, о который вдребезги разбивались все его атаки. Я почти не отвечал ему, лишь иногда вскидывал клинок, не давая подобраться слишком близко или делал быстрый укол, почти не двигая корпусом и ногами, как учил Делавиль. Всякий раз это заставало Яна Шуйского врасплох и только отменная реакция опытного фехтовальщика помогала не насадиться на мой клинок.

Противник быстро понял, что с наскока меня не взять. Начал фехтовать академичней, вспоминая приёмы и уловки, которым учили его самого. На пару мгновений, что растянулись для меня на минуты, мы замерли на месте. Работали только наши руки. Мы бешено рубились, пластая клинками перед собой. Сталь звенела о сталь, во все стороны летели снопы искр, хорошо видимые в тусклых лучах рассветного солнца. Но тут я одолел Шуйского, заставил его отступить, разорвать дистанцию. Раз, другой, третий проскрежетали клинки