Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

домов, где они произносили издевательские шутки в адрес гезири. Но Дара вел себя иначе. Этот Афшин не хвастался. Он не пытался выставить себя в лучшем свете. Он просто не боялся режима Гассана. Его не избивала Королевская гвардия за «преступление», состоящее в том, что он посмотрел в глаза солдату-джинну, или в том, что исчез его политически неблагонадежный отец. Дару не согнули так, как согнули их, его не приучали в детстве следить за языком и вовремя кланяться.

Это захватывало. Джамшид не мог ни в чем винить дэва, которые наводняли дом Прамухов после того, как здесь поселился этот Афшин. Слова Дары легко убаюкивали мечтой о мире, в котором его народ был легендой.

– Никак не привязанная к дворцу, где ее обхаживали бы Кахтани, Бану Нари не… – Эти слова привлекли внимание Джамшида – говорил еще один из знакомых его отца, ученый из Королевской библиотеки. – Она все дни проводит в обществе этого кровожадного принца. Этот джинн пытается обратить ее в свою веру, украсть ее у нашей религии и культуры.

– Желаю им удачи, – холодно сказал Дара. – У Бану Нари воля, которая может сломать зульфикар. Ее ни в чем невозможно убедить. – Но на его лице ненадолго появилось выражение тревоги. – Что касается отношений между принцами… крепость союза между ними, о которой так много говорят, безусловно, преувеличена. Мунтадир и Ализейд – очевидные соперники.

– Это так, – снова заговорил ученый. На его лице застыло бесстрастное выражение… или, может быть, пьяное. – Говорят, что эмир Мунтадир уговорил короля не воспитывать его брата как воина, но тут вмешалась королева Хацет. Они ведут нас всех к катастрофе.

Джамшид сомневался, какой из вариантов более неправдоподобен: то ли Гассана кто-нибудь запугает, то ли ставшие притчей во языцех за свою секретоманию Кахтани королевских кровей расскажут миру о семейных дрязгах. Однако он не знал, следует ли ему пресекать разговоры такого рода. Если бы здесь был Каве, то он бы заткнул им рты еще несколько предательских комментариев назад. Сегодня с ними трапезничала почти дюжина гостей, и никто не говорил про режим то, что он думает, когда их слушало столько ушей.

Но его отец находился во дворце, а Джамшид устал от необходимости разрываться между своим народом и своим эмиром. А потому, когда Саман снова заговорил, снова принялся порицать джиннов, Джамшид просто вышел. Его место немедленно заняли – все хотели быть как можно ближе к знаменитому Афшину. Никто, казалось, не заметил ухода Джамшида, но он был привычен к своей незаметности.

Оказавшись во дворе, выходившем на конюшни, он вздохнул свободнее. С занятием его отцом должности великого визиря семья получила большой благоустроенный особняк рядом с дворцом и неподалеку от внешней городской стены и сада. Это не было похоже на Зариаспу и никогда не будет похоже, но свежий воздух, приходящий со стороны островной крепости, и запах цветов позволили Джамшиду на короткое время вообразить, что ему удалось вырваться из города. Он что угодно отдал бы за прогулку в седле под звездами по гористым тропкам, но дэву, конечно, не было позволено выходить за городские стены после захода солнца.

– Могу я присоединиться к вам?

Джамшид подпрыгнул от неожиданности, увидев перед собой Афшина. Земля здесь была галечная, но Даре каким-то образом удалось приблизиться к нему незаметно, его шаги были беззвучны.

– Я в качестве аудитории гораздо хуже ваших слушателей в доме, – предупредил его Джамшид.

Дара фыркнул.

– Я рад узнать, что я не единственный, кому это кажется представлением.

Джамшид вспыхнул:

– Я совсем не это имел в виду.

Но Афшин только улыбнулся:

– Вам не нужно извиняться, Прамух. Можете верить, можете – нет, но я считаю вашу честность живительной. – Он немного сместился к конюшням, щелкнул языком и вытащил из кармана горсть конфет. Судя по скорости, с которой появились их лошади, – даже старая хромая кобыла его отца – Джамшид догадался, что Дара взял себе в привычку баловать их. – Вы, современные дэвы, такие щеголи, что я начинаю нервничать. А когда я нервничаю, я слишком много говорю. Тут вас столько собралось, и мне никак не удержать язык за зубами.

Джамшид ушам своим не верил.

– Так это мы склонны к щегольству? А у кого персональный алтарь в храме – разве не у вас?!

Дара рассмеялся:

– Алтарь, построенный в более простые времена, можете мне верить. Все эти застолья с деликатесами со всех концов света, ваши шелка и драгоценности и еще бог знает что… я уж не говорю обо всех сплетнях и политиканстве. Я никогда не чувствовал себя таким тупым, провинциальным путешественником из другого века, как на этих трапезах.

Джамшид подошел к нему, стоявшему у ограды:

– Я полагаю, за четырнадцать веков многое меняется.

– Тут речь идет не об изменениях, – тихо сказал Дара. – Это абсолютно новый мир.

Печаль в голосе Дары огорошила Джамшида, но, когда он поймал взгляд Афшина, тот уже, покраснев от смущения, отрицательно качал головой.

– Вы уж меня простите. Меня, когда я выпью лишнего, начинают донимать всякие мысли, а ваше финиковое вино крепче всего, к чему я привычен.

– Неужели Дэвабад был таким, как вы говорите? – спросил Джамшид. – Не могу себе представить прогулку в одиночестве в шафитском районе. Я уж не говорю о том, чтобы так открыто отмечать наши праздники.

– Все так и было. И даже больше. Сам толком не знаю, что я ожидал увидеть в Дэвабаде, но меня вовсе не вдохновила необходимость в первый же день останавливать толпу шафитов, которые рвались в квартал дэвов.

– Похоже, это не очень на вас повлияло, – отметил Джамшид. – Вы кажетесь таким… бесстрашным.

– Если я кажусь бесстрашным, то лишь оттого, что поднаторел в умении скрывать свои страхи. Все то время, что я потратил на дорогу сюда, меня донимали мысли о том, что сделает со мной ваш король джинн – отправит меня гнить в какое-нибудь подземелье или просто казнит. И я опасаюсь за мою Бану Нахиду, – признался Дара. – Очень опасаюсь. Я боюсь за нее каждую минуту, которую она проводит в этом дворце в окружении ушлых джиннов.

– Она, кажется, очень способная. Умная и волевая – все, как вы говорили.

Вид у Дары был не очень уверенный. Джамшид наблюдал, как тот в последний раз погладил одну из лошадей.

– Я заметил, вы не любите, когда кто-нибудь плохо отзывается о Кахтани.

Такая смена темы застала его врасплох, но через мгновение он согласился:

– Да, не люблю. Не говоря уже о том, что плохо отзываться о них опасно, я считаю эмира Мунтадира