"Фантастика 21025-22". Компиляция. Книги 1-23 - Виталий Хонихоев

А вот выскочим мы из добровольно-принудительного этого союза с Джиро. Станем сильными, сильнее его и всех местных. Потом еще сильнее. И еще. И что — суета сует и всяческая суета все это. Вот ей-богу, как Диоклетиан, уеду в деревню и капусту там буду выращивать. Там то в деревне красота. Петухи с утра кричат, теплое летнее солнце греет, деревенские детишки по улицам бегают. Никаких тебе Мацумото, Джиро-сама, никаких династий, кланов и бандитов. Хотя, насчет бандитов я загнул, есть там бандиты. Но — деревенские. Хочу деревенских бандитов. За жизнь бы поговорили, бутылочку сакэ приговорили.

Вздыхаю. Жалею себя любимого, а с собой — всех причастных. Королеву жалею Снежную, что по дурости да стечению обстоятельств с нами в одной лодке оказалась, а лодка эта, судя по всему — без руля и ветрил и вниз по течению. Туда, где водопад гремит. Поворачиваю голову и смотрю на нее. Юки о чем-то говорит с Аей, а Мико стоит рядом и кивает в такт ее словам. Жалко их. Всех троих. Жизнь, как говорится — всего лишь форма существования белковых тел.

А еще жалко, что Иошико, моей блондинистой позитивной гяру в школе сегодня нет. Она бы вот сидела у меня на парте, ножками своими стройными болтала и какую-нибудь чепуху рассказывала, а подружка ее, так, что с губками пухлыми — смеялась бы. А потом подошла бы Ая-чан и сказала, что нельзя на парте сидеть… и ногами вот так.

Вздыхаю. Нету Иошико — нету и Горячих Губок, и ее подружки тоже. Наши гяру меня игнорируют. Оно может и к лучшему — о чем мне с ними говорить?

Возле моей парты кто-то останавливается. Поднимаю голову. Цудзи. Вот кого давно не видел и видеть желанием не горел. Что ему-то надо? Драться в школе мне товарищ Горо запретил, но я уже понял, что это из разряда «стой там иди сюда» приказа. Так что если надо будет — отведу Цудзи за школьную ограду и напинаю там. Настроение у меня паршивое, так что как раз разрядка будет.

— Чего надо? — бурчу я недовольным тоном. Цудзи кланяется мне. Официально так. Просит прощения за то, что неверно истолковал нашу дружбу и злоупотребил ей. Хм. Даже так.

— Да, конечно. — говорю я. Настроения все еще нет: — конечно. — зла я не держу, потому как забываю постоянно. Цудзи радуется, кланяется еще раз и уходит, пообещав принести мне из буфета якисобу. Якисобы мне не надо, но и отказываться поздно, он уже ушел. Цудзи вообще последнее время себя как-то пришибленно вел. Прямо повлиял на него наш разговор, или он в принципе решил жизненную позицию пересмотреть? Перестать задирать одноклассников и начать читать классическую литературу, вышивать крестиком и играть на скрипке?

Эх, думаю я и кладу голову на парту другим ухом, эх, мне бы ваши проблемы.

Смотрю прямо в стену и думаю о том, что я мог бы переродится, например, где-нибудь в волшебной стране прекрасных амазонок, которые очень любят мужчин. Я был бы там единственным и обожаемым мужчиной и конечно же меня бы выбрали правителем. И они были бы лишены этого женского коварства и человеческой жадности, страха или подлости, и носили бы только трусики. Или вовсе не носили бы ничего.

— Опять пошлости думаешь? — говорит Ая-чан, остановившись возле моей парты: — ты неисправимый извращенец, Синдзи-кун. — смотрю на Аю и думаю, что она прелестное создание, пусть и руки в бока уперла и смотрит строгим взглядом.

— Какая ты все-таки красавица, Ая-чан. — говорю я. Ая вспыхивает красным цветом и отводит глаза. Непривычные тут к комплиментам. Тут или перебор и столько меда, что попа слипнется, или не замечают друг друга вовсе. Промежуточного состояния нет.

— Нечего мне тут… — говорит она и тут же переводит тему: — куда это твоя Иошико подевалась? Обычно всю перемену на твоей парте сидит!

— Самому жалко. — отвечаю я: — как будто не хватает даже ее немного.

— Как… — вскидывается было Ая, но в этот момент в класс заходит Сатоми-сенсей и все тут же подбираются, рассасываются кучки по интересам, все спешат к своим партам, затихает гомон.

— Класс! — говорит Сатоми-сенсей: — сегодня я хочу представить вам ваших новых одноклассников. Пожалуйста, проходите, представьтесь классу — в дверь класса прошли двое. Мальчик и девочка. Нет, не так. Юноша и девушка. Оба — в школьной форме нашей школы, но она удивительно хорошо на них смотрелась. Юноша — я не могу назвать его подростком, — широкие плечи, уверенные движения, длинные волосы, собранные на затылке в хвост, то, что здесь называют бисёненом. Рубашка сидит на нем как влитая и клянусь, я увидел мышцы пресса, когда он проходил мимо!

Девушка. Да, тоже далеко не подросток, это красивая молодая девушка в расцвете сил, ростом едва уступающая юноше, движется легко и свободно, подрезанная (закатанная?!) юбка развевается, открывая взору сильные, стройные бедра. Лицо… с такого лица надо пить воду, да. Благословляя каждый глоток. Длинные, роскошные волосы, густые и сильные как водопад. Взгляд в пол. Еще и скромная. Сестричка Нанасэ, кажется, я нашел себе невесту. И жену. Мать моих будущих детей, два свитера с оленями и жили они долго и счастливо.

Они оба — выделяются из класса, словно две породистые немецкие овчарки среди кучки дворовых шавок.

— Меня зовут Мацумото Атсуши. — говорит юноша и кланяется: — пожалуйста позаботитесь обо мне!

— Меня зовут Мацумото Акеми. — вторит ему девушка и тоже склоняется в поклоне, призывая нас позаботиться о новичках.

— Боже, он такой красавчик! — придушено звучит откуда-то сзади. Горячие Губки не выдержала. Я смотрю на этих … супермоделей с разворота глянцевого журнала «Токио Хот» и у меня начинает дёргаться глаз. Хлоп! — раздается сзади. Это Юки. Она возмущенно захлопывает учебник.

— А она! Клянусь, я видел ее в журнале! — шепчется с кем-то Акаи.

— А ну цыц! — затыкает их наша староста: — дайте людям … оглядеться. Садитесь на любое свободное место. — это она уже новеньким. Новенькие не тушуются, девушка действительно садится на первое свободное место — на место Иошико и Горячие Губки только свои губки горячие поджимает — возмущенно, но ничего не говорит.

Юноша же (Мацумото, мать его, Атсуши!) проходит дальше, к самому месту Снежной Королевы и встает прямо перед ней.

— Приятно познакомится. — говорит он ей. В классе слышен хруст — то ли кто-то слишком крепко сжал карандаш, то ли это звук разбитых надежд и