Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

* * *

Долго, долго Бритц приходил в себя на полу грота, в куче колотого льда. Слушал жалобное «ме-е» Чивойта: тот околачивался где-то рядом, но боялся заходить внутрь. А кто бы не боялся на его месте? Нахель, счастливый владелец бранианской кошки, так и не подавал признаков свободы воли. Кайнорт мотнул головой и нерешительно поморгал. Глаза ещё видели, сердце билось. Удары сопровождало тупое нытьё под ложечкой, но Зимара считала, раз не умрёт — значит, стерпит. Но под колоссальным давлением даже лёд горел, и Бритцу казалось, что он плавится и мёрзнет одновременно. Он расстегнулся неуклюже, чтобы остыть. Под распахнутым воротом вниз по груди уходили голубые лапки талых дорожек, закалённых и ставших игльдом. Кайнорт не знал медицины, способной вытащить эти занозы не разделив тело на части.

— Что за… игра? — судорожно выдохнул он, садясь и приваливаясь к арке грота.

Он вытер сопли, слёзы, слюни и холодный пот. Так паршиво Бритц себя не чувствовал даже в казематах Кармина. Да вообще никогда. Он натурально предпочёл бы умереть, то есть умереть, и даже заплатил бы за это. Впервые за много часов жажда найти детей не перевесила заманчивую перспективу провалиться сквозь лёд, залечь на дне озера, свернуться клубочком и стать мумией. Впервые за много лет Кайнорта отвращала не смерть, а суррогат псевдобиологической формы существования, предложенный этой помешанной. А сил сопротивляться или, там, блестящего ума, чтобы обвести Зимару вокруг пальца, он и вовсе не чувствовал.

— «Закрытый клуб для тех, кто» ранит меня, ковыряет и увечит, — Зимара двигалась по гроту, хрустя снегом, и полуденное солнце бросало на неё лучи сквозь призму ледяных арок. — Жадные люди забирают мои алмазы, убивают моих зверей. Но я привязана к чёрным озёрам, и мои бури едва достигают их приисков. Мне тоже больно, Кайнорт Бритц! Зимара — алмаз, и алмаз — моё тело! Оно пронизано жилами, как твоё, и разве ты стерпишь, если я начну рвать их с корнем?

Она в ярости сцапала когтями воздух и поглядела на эзера сверху вниз, и первой его славной победой было выдержать этот взгляд. Потому что он уже дошёл до ручки. Гнев ни одного шамахтона не мог противостоять силе эмоционального истощения. Впрочем, Зимара приняла его за чуткое внимание:

— Ты предложишь им сделку от моего имени. В день полярного затмения, на празднике начала сезона охоты.

— Да, ежегодный Маскараут Карнаболь. Но он уже через неделю…

— Поторопись. Передашь, что я ставлю на кон самую драгоценную из залежей. Моё сердце. Если игроки Клуба доберутся туда первыми — получат алмаз размером с луну и уйдут наконец. Я переживу, — небрежно бросила Зимара и внезапно очутилась на другом полюсе настроения, в маниакальной злобе, а в лицо Бритцу опять брызнул нейробитум: — Но нельзя, чтобы они добрались. Не первыми нельзя, а совсем. Иначе за ними придут другие. Поэтому ты выследишь и убьёшь их всех на пути к сердцу.

— Ладно. Это я могу, — буркнул Кайнорт, уверенный, что нет, не может. — А где оно, твоё сердце?

— Вы должны выяснить это сами. Я поставлю соперников в равные условия. Это будет честная игра.

— И честное убийство. Ох, чёрт… Зимара, послушай. Едва ли я полезнее любого другого психа, которых вдоволь прячется в твоих лесах, — рискнул промямлить Кайнорт. — Зато они… посвежее меня.

— Они безумны. Я дам четверых тебе в помощники. Ты их возглавишь.

В булькающем лае Бритц разобрал собственный смех. Они безумны! Нашла самого адекватного в палате. По его глубокому убеждению, в союзники следовало выбирать родственную душу, и тогда Зимаре идеально подошла бы снежная баба. И как она себе представляла команду сумасшедших под контролем того, кто годами ставил на них ловушки? Наверняка у Зимары и на это была какая-нибудь далёкая от нормы теория, о которой Кайнорт не хотел знать. По крайней мере, до тех пор, пока не стянет череп проволокой потуже, чтобы он не лопнул от боли и умопомрачения. Из всех возможных контрпланов его мозги пока были способны только на: «Зимара, ты замечательная, но тот поцелуй ничего не значил… дело не в тебе, дело во мне… а теперь я пойду, ладушки?», и Бритц решил даже не начинать.

— Когда это закончится, ты нас отпустишь?

— Я отпущу победителя. Нахе́ль! — позвала Зимара, делая ударение на втором слоге. — Это ваш господин на время игры. Отведи его к остальным как условлено.

Нахель наконец отлепился от арки грота позади Зимары. И просто вышел наружу со стеклянным взглядом. Кайнорт отправился следом и плёлся поодаль, тычась в ледяные кусты и поскальзываясь. Поспевать за Пшоллом, когда каждый шаг сопровождала резь в груди и пояснице, было невообразимо трудно. Зимара назвала Бритца господином, но сам он чувствовал себя сильно наоборот. Вскоре он заметил, что бедняга Чивойт где-то лишился одного уха. Скакал туда-сюда, заглядывал Нахелю в пустые глаза, возвращался к Кайнорту за сочувствием и, не получая и толики, непрерывно сыпал коричневые шарики под кусты. Вот по какашкам Бритц и ориентировался, потому что Нахель удрал далеко вперёд, а над воронкой уже темнело. В этих широтах сгущалась полночь, тьма такой густоты, что её можно было пить через соломинку.

— Минус двадцать один, — прохладно заметил Нахель с высоты второй ступени. — Нас встретят наверху, если температура будет не ниже минус тридцати. Поторапливайся, господин.

— Нахе́ль, — хрипло передразнил Бритц.

Пшолл был уже довольно высоко, когда Кайнорту посчастливилось вскарабкаться только на третью ступень. До верха их оставалась ещё уйма, а сколько точно, он не мог сосчитать. Лишний раз вскинуть голову означало получить лишний подзатыльник от полуостистой мышцы шеи. В изнеможении Бритц упал на шестую и попытался понять: это у него жар или температура в воронке больше не понижается? Мимо проскакал бодрый Чивойт. Он шугал одиноких песцов и уже трижды преодолел гигантскую лестницу туда и обратно. Прежний Нахель вытащил бы Бритца на своём горбу ценой чего угодно, но теперь Кайнорт не попросил бы его, даже если бы у него загорелся капюшон. След подошвы сапога Нахеля ещё пылал на щеке. Вскоре опустилась та самая чернильная тьма, и Бритц так замёрз, что ничто другое его больше не беспокоило, ни боль, ни мысли. Он воспользовался этим и преодолел ещё три ступени, вытащив себя на предпоследнюю. И понял, что это всё. Что он валяется, как мешок остывшей