Путин победитель Америки - Олег Павлович Рыбаченко

перед глазами все плывет и искриться. В довершение всех бед заклинило коробку передач, вражеский катер приближается с неумолимостью кобры. И вновь свистят пули: надо открыть ответный огонь. Разворот автомата, но взять на причел не удается, очередь уходи в сторону рассекая волны. Боевики не торопятся отвечать, видно хотят взять живьем, в руке переднего гангстера тускло мелькает подобие ракетницы. Игольчатое ружье стреляет сетью с током: шок надежно вырубает жертву, и тогда одной серно-азотной ванной с массажем из резиновых шлангов не отделаешься. А в довершение ко всему, на встречу несется еще один мини-катер. Видимо слишком сильно, он достал Бориса Моисеевича, раз он послал за ним целый взвод. Ампула с ядом единственный приемлемый выход, липкие пальцы дрожат и скользят. В отчаянии он хватает ее губами, но предательская стекляшка выскальзывает и падает в воду. Не обращая внимания на возможные выстрелы, Фердинанд Поршне склоняется над бортом и запускает в воду руки. Быстрая смерть не так страшна, как всевозможные издевательства, ведь перед казнью могут и опустить. Суки!

На сломанные ребра впиваются в легкие, и на него накатывается очередная волна страдания, черные волны исчезают и на мгновение все проваливается в черноту. Где-то с боку прогрохотал взрыв, яркая вспашка приводит в чувство, краем глаза видно как расплываются стальные обломки, горят островки из бензина, тонут, корчатся, силясь удержаться на плаву массивные фигурки. Тридцати килограммовый титановый бронежилет способен любого утянуть ко дну. Ну и черт с ними. А где другой катер? Сознание вновь замутилось, тело перекосилось и влетело в ледяную воду. И нет сил, шевельнуть конечностями, тяжелые оковы тянут вниз. В этот момент чьи-то, пальцы хватают за шкирку. Жесткая хватка напоминает ухватистую лапу жандарма, и отбиваться нет сил, как боксер после нокаута сознание где-то теплица, а тело в отключке.

— Спеленали меня копы. Замели гады!

— Успокойся дядя, здесь нет копов!

Детский голосок успокаивает Фердинанда, в полиции не работают малолетки, да и морское дно не лучшее убежище.

— А вот менты нас могут замести. Пора «найтать» от сюда.

Вор с трудом повернул шею, в него вновь ударила волна страха, а вдруг это «свои» или киллер-кастрат. На него глянуло кукольное лицо, на вид и впрямь мальчишка лет от десяти до двенадцати, не больше. И никаких иных подельников рядом. А откуда тогда этот «сморкатый» взялся.

— Эй ты, шкет! Ты кто?

В груди тяжело булькало, каждое слово вызвало боль. Мальчишка вполне профессионально вел покореженную лодку, словно был прирожденным яхтсменом.

— Я друг!

— А погоняло?

Фердинанду казалось, что он рявкнул, на самом деле из глотки вырвался стон.

— Стальной молот! А по гражданке Питер Сталлоне.

Что-то знакомое, где он об этом слышал? На свежак, может быть, и вспомнит, где засветился этот малолетка.

— Мне, плевать на гражданку?

Кровавый кашель прервал вымученную фразу.

— Лежите пластом дядя! Я найду подходящую хазу.

Фердинанд хотел послать, но язык не слушался, веки отяжелели. Когда он, наконец, очнулся, было уже тихо. Измученная спина, ощущала тепло матраса, хотелось только одного закрыть глаза и провалиться в манящую дремоту.

— Вы уже очнулись. Примите антибиотик.

Мальчишка чуть ли не насильно вложил в рот красные пилюли.

Фердинанд заставил себя выплюнуть. Как знать, не хотят ли ему развязать язычок. Мафия «особенно Борис Моисеевич Злолисс — он же Злой Лис», хитра и изощренна.

— Я тебе не дядя! Вообще ты хоть знаешь кто я?

— Вы мамонт! Кто вас не знает! Великого медвежатника!

После этой фразы Фердинанд расслабился. Если бы синдикат хотел его разговорить, то этот «крот» до конца играл бы в святую невинность.

— Не бойтесь, я вас не выдам. С милицией мне не по пути, а быть шестеркой у мафии, Чертос два!

— Я никого не боюсь щенок. А вот ты сам трясешься от страха!

Мальчишка отряхнул длинные светлые волосы( во сне он не был обрит наголо!), его голос оставался спокойным.

— Не надо так орать. Угроза еще не миновала. Побережье оцеплено спецназом и криминальным сбродом. Мне гораздо безопаснее кинуть вас, а еще проще дать утонуть там в море.

Последний довод был убедителен, это малознакомый шкет спас ему жизнь. Его имя уже давно гремело в криминальном мире и, разумеется, было полно желающих навязаться ему в попутчики. Особенно среди романтически настроенных малолеток, но ему меньше всего хотелось особенно сейчас, когда он зажат между двух огней законом и криминалом: обременять себя желторотым напарником.

— Хочешь стать напарником.

Питер ухмыльнулся:

— Почту за честь.

Фердинанд усмехнулся, дышать стало легче.

— Вот что. Если ты хочешь, что бы я взял тебя к себе, то ты должен: не заметно вернуться на баржу и забрать мои деньги. Они зашиты в большое кожаное кресло, стоящее в капитанской каюте. Вот тогда я назову тебя не фуфлом, а корефаном.

— Я пока плохо владею воровским сленгом, особенно русским.

— Я их фене тоже не уважаю!

Еще бы, какой немец любит российский жаргон.

Мальчишка Питер выскользнул неслышной тенью. Сверкнул голыми пятками, мокрые кроссовки остались на грубо обструганном деревянном полу, и бухнулся в воду.

«Ну и дурак» — про себя выругался Фердинанд. Вода десять градусов, до баржи два км, не меньше. Наверняка замерзнет, захлебнется в кошмарной пучине, а может и к лучшему, что сгинет пацан. Если доплывет там наверняка засада, быстро развяжут язык, а там по наводке и его обнаружат. Как какой это все-таки смазливый белобрысенький ребенок, в кино ему сниматься или в рекламе шампуня «Элита».

А за сколько зеленых его можно продать извращенцам? Ну, его к дьяволу, где «сотовик». Непромокаемый аппарат оказался цел, удобно расположившись между спайками бронежилета. Набирая номер, медвежатник с тревогой посмотрел на часы: уже четверть шестого скоро наступит тяжелый осенний рассвет. Фердинанд терпеливо ждал когда, наконец, владелец ответит.

— Колеблется гад!

Наконец раздался знакомый сонный голос.

— Привет мамонт, зачем в такую рань.

— Уже светает. Слушай крендель, если хочешь заработать пару кусков, будь через полчаса на восточной окраине порта. Возле пирса «Император».

— Хочешь там короноваться. В такой дождь.

Фердинанд с трудом сдержал вспышку гнева.

— Еще, одно ослоумие и я срежу гонорар. По сотке за каждое лишнее слово, а потом примусь за уши.

Возникла тяжелая пауза, слышалось сиплое дыхание. Фердинанд слишком хорошо знал «кренделя», готового удавиться за доллар.

— Еду! Только сразу «наликом».

— О чем базар — слово вора!

Затишье всех разморило и, чудный сон продолжался.