Фантастика 2025-40 - Ольга Ярошинская

— Согласен, — сказал я.

Но я согласен и с тем, что тревога тревогой, а служба службой, и что говорить о том навсегда незавершенном разговоре нечего. Богомилов и не стал. Быстро втянулся, заботы завертели его, а когда выпал выходной, он решил прогуляться.

— Ну и черт меня понес в забегаловку… есть тут такая.

Не очень давно местные власти решили открыть летнее кафе — желая, видимо, способствовать культурному отдыху горожан. Было в те времена такое поветрие. И названия этим заведениям давали сказочно-романтические. В данном случае — «Бригантина». Но увы, вскоре стало ясно, что романтика не вывозит, и без продажи дешевого спиртного кафе будет убыточным. Там стали разливать пиво, вина типа портвейна и плодово-ягодных, в результате чего «Бригантина» стала центром притяжения самой непрезентабельной публики с самыми неэстетичными сопутствующими явлениями. Неизвестный остряк перекрестил трактир в «Рыгантину» — грубо, но метко. Еще кто-то подвесил прозвище «зверинец» — тоже прижилось… Вот в этот самый зверинец и направил стопы лейтенант, так как других точек продажи разливного пива в городке не было, а бутылочного днем с огнем не найти. В те годы оно было дефицитом, если и появлялось, то расхватывалось в полчаса.

Итак, Богомилов явился в «Рыгантину», взял для пробы кружку «Жигулевского» — оказалась дрянь, на настоящее «Жигулевское» похожая так же, как как ишак на лошадь. Ну, делать нечего, пришлось хлебать это пойло и невольно обозревать окрестности, обитаемые людьми в разной степени опьянения. Иные уже мирно спали на травке на обочинах, кого-то травило с перепоя, были и те, кто пытался выяснять отношения… Но этих усмиряли и товарищи, и продавщица тетя Римма, обладательница громоподобного баса.

Словом, картина малопочтенная, но лейтенант утешал себя тем, что наблюдает жизнь во всех проявлениях — философский подход. В частности, нашел развлечение в том, что по методу Шерлока Холмса пытался определить род занятий окружающих, семейное положение и прочее. И вот по ходу этого занятия натолкнулся на интересное дело.

К «зверинцу» подошли двое молодых, лет тридцати мужчин, взяли по стакану вина, отошли за высокий «стоячий» столик, о чем-то говоря. Расслышать, конечно, было нельзя.

Вот эти двое сразу привлекли внимание наблюдателя. Даже не том, что они, конечно, отличались от прочих ханыг-забулдыг. Нет, они вообще отличались от жителей районного городка некоей неуловимой столичностью, хотя одеты были скромно. Даже как-то нарочито, подчеркнуто скромно… а лица и прически все равно другие.

И вдруг лейтенанта осенило: эти двое — ряженые. Они стараются слиться с массой, но они какие-то другие. И чем дальше он смотрел, тем больше убеждался в этом.

Оно бы и ладно — ну, приезжие и приезжие, мало ли что. Но тут он заметил на себе взгляд одного из них. Не просто рассеянный случайный, а вполне прицельный, изучающий. И этот тип понял, что его заметили, тут же отвел глаза, продолжая говорить с напарником. А лейтенант внезапно обратил внимание, что они толком-то и не пьют. Для вида. Стаканы как были полны, так примерно и есть.

Это Богомилова нехорошо напрягло. Он не допил свое, прости Господи, «Жигулевское», ушел с какой-то смутой в душе.

— Пустяк, да? — сказал он, сняв очки, зачем-то проглядев их на свет — разволновался, должно быть. Снова надел. — Пустяк. Конечно. Я этих двух и не видел больше никогда, хотя в городе-то бываю регулярно, куда же без этого. Но помню! Так и застряло в памяти, не забудешь. И я все так же уверен, что они следили за мной.

Правда, он тут же добавил, что этой уверенности не было бы, если бы не еще один случай.

Спустя примерно неделю провожали группу увольняемых в запас военнослужащих срочной службы весеннего призыва — в просторечии «дембелей». Вообще говоря, процесс увольнения в разных частях обстоял по-разному. Где-то просто выдавали в канцелярии пакет документов — и вали. Но полковник Романов считал, что эту процедуру надо обставлять торжественно. Кроме того, он с придирчивым негативом относился к неуставному творчеству: так называемым «дембельским альбомам» и «дембельским парадкам», которые каждый уважающий себя солдат и сержант должен был изготовить собственноручно. Собственно, на альбомы полковник смотрел сквозь пальцы, но тут свирепствовали начштаба и замполит, в чьих головах прочно сидела мысль: дескать, а нет ли в фотографиях чего-то, содержащего военную тайну⁈.. Поэтому они вели безуспешную охоту за альбомами: понятно, что в части великое множество секретных мест, и хрен найдешь все, а солдат солдата, да хоть бы и сержант, конечно, не сдаст. Готовые же альбомы с помощью реже прапорщиков, а чаще гражданских служащих переправлялись за пределы части и хранились у знакомых в городе… Опять-таки: всякий уважающий себя солдат обрастал за полтора-два года полезными связями в окрестностях, как же без этого. И окончательно выйдя из двери КПП, забирал альбом у приятеля (приятельницы). Замполит, правда, пытался и таких отлавливать на перроне, но это было совсем уже непродуктивно, он плюнул и отстал.

А вот что касается парадки, то есть парадно-выходной формы, в которой увольняемый отправлялся домой, то здесь все обстояло строго. Командир лично перед самым выходом из части проверял, чтобы все было по Уставу. Чтобы кокарда не была загнута «в три х…я», брюки не были заужены, лычки и значки соответствовали записям в военном билете… Ну, надо сказать, тогда таких сумасшедших украшений, какими блещут современные «швейные войска», и не было и в помине. Таких диких аксельбантов, шевронов, нашивок, «разговоров» на мундирах… Если чем и грешили, то лишними значками, особенную слабость, понятно, к ним питали жители Кавказа и Средней Азии. Помимо собственно солдатских знаков классности, «Воин-спортсмен», «Отличник СА», «Гвардия», наши южные сограждане всеми правдами и неправдами добывали значки об окончании техникумов и даже вузов, и даже знак «Победитель соцсоревнования» — и тот шел в ход. Ясно, что все это пряталось, не фигурировало на финальном осмотре, да и надевалось уже на подъезде к родному кишлаку, вдали от патрулей.

Ну так вот, в середине июня провожали группу увольняемых. Все обставили торжественно, перед строем, с напутствием в гражданскую жизнь — и командир и замполит придавали этому особое значение. И справедливо.

Проводили. Уехали ребята. Дни, недели побежали своим чередом, принося новое, заметая забвением былое… Лейтенант Богомилов, будучи служебной затычкой, в числе прочего имел обязанность забирать письма, посылки, почтовые переводы — адресованные в часть, они оказывались на городском почтамте, в так называемом спецотделе. Эту обязанность начальник УОМО выполнял охотно,