Цена времени. Книга 4 - Роман Шайх

брезгливо кивнул в сторону удаляющихся полицейских. — Воины князя Новгорода? — Горожанин издал неопределенный звук удивления, смешанного со смехом, как бы намекая на неразумность высказывания невежественного немца и снисходительно отвел глаза.

— Господин, да что ж вы мелете то? — Усмехнулся он. — Маршал с бароном переглянулись, не понимая, с чем связана такая реакция на, казалось бы, обычный вопрос. — Это ж городовые! Князь наш их из бывших полковых набрал, да из дворян и вотчинников, которые его воле противиться не стали. Они почитай что город и не покидают. То пожары заливают, то колодцы роют. Но в основном, конечно, порядок да убранство города сохраняют. За то и свой кошт от государя имеют, порой не хуже, чем фактурные рабочие.

Услышав знакомое, происходящее от латинского, слово «фактура», барон, до того внимательно рассматривающий тянущуюся к небу белоснежную православную часовню, встрепенулся и с особым интересном выслушал перевод столь же заинтригованного маршала-переводчика.

— Мы правильно понимать, — Подбирая слова и коверкая ударения, вновь заговорил помощник барона. — Что эти вот «фактуры», это есть место… Ремесла?

— Ну на вроде того, — Пожал плечами горожанин. — Я сам на обувной фактуре работаю, подошвы выделываю для сапог да башмаков. Работка вельми добрая, не пыльная, да платят по божески. — Рабочий говорил, а маршал, стараясь не подавать вида, тщательно скрывал свое изумление: как это так — в Новгороде, который всегда пушнину да мед в Европу вез, вдруг появились мануфактуры? Ведь они не во всех германских княжествах есть! Да и там, если повезет, по одной на крупный город.

— И много в Новгороде мануфактур? Мы суметь взглянуть на них до того, как явиться ко двору князя? — Отводя взгляд, как бы заинтересовавшись проезжающей мимо повозкой, до верху груженой деревянными ящиками, спросил маршал. Рабочий всерьез задумался. Он почесал лоб, стал подсчитывать что-то на пальцах и, спустя десяток секунд, наконец решился дать ответ.

— Ежели больших, на сотню и более рабочих, то пол дюжины авось и будет. А мелких разночинных фактур за второй стеной столько, сколь и не сосчитать. Токмо вы, господа, не на все взглянуть сумеете. Ежели на обувную, так то конечно. А вот на ружейную, к примеру, вас едва ли кто пропустит. Туда ведь только рабочим да государевым людям проход есть.

Вдруг спереди послышался слитный топот множества ног. Барон выглянул в окно. Навстречу им, под бой барабанов, по ровной каменной мостовой серым монолитом маршировали строевым шагом солдаты Новгородского полка. Конечно, никто в посольстве точно не знал, кто именно это такие. Всем было ясно лишь то, что профессия этих людей тесно связана с военным делом. Однако барон узнал в их оружии нечто, похожее на мушкет. Оружие, которое с каждым годом набирает популярность и к которому в Ливонии также проявляют интерес. Сам Иоганн, отдав Ганзейскому купцу пол сотни золотых гульденов, сумел обзавестись собственным образцом этого оружия.

Впрочем, оружие, которое нес с собой каждый из более чем сотни воинов, лишь общими чертами напоминало Русдорфу тот самый тяжелый и громоздкий мушкет, который остался в его замке в Ливонии. Когда солдаты проходили мимо кареты, Иоганн также подметил необычную конструкцию спуска, которая, впрочем, так и осталась для него непонятной. Вместо же пороховницы, которую обычно носят с собой мушкетеры, эти солдаты, как понял прозорливый феодал, использовали небольшие бумажные свертки, связка с которыми у каждого была перекинута через грудь.

— А это, я понимать, есть уже армия? — Не отрываясь от красиво шагающих нога в ногу бойцов спросил маршал.

— А то ж! — Горделиво, так, как будто это лично его сотня, воскликнул горожанин. — Одна из рот полка Новгородского! Правда, они сейчас без пушек от чего-то идут. Но то мне не ведомо, от чего оно так. Обычно ведь ежели рота какая на учения идет, то свои две пушки с собой берут, да пороха с ядрами целую телегу. Я однажды в кабаке общался с одним из воев рядовых, так он говорил, дескать на учениях их порой такой дым да запах пороховой от постоянной пальбы, что дальше носа своего не видно, а сам нос от сего дыма жжет нещадно, коли дышишь им. — Разговорчивый горожанин входил во вкус и, не скупясь на эпитеты, описывал и солдат, и артиллерию и то, как эти самые «роты», неизвестные ни барону, ни маршалу, браво бьют всех татей и злых помещиков, не желающих давать свободу крестьянам.

— Так ваш князь хотеть всем дать свободу? — Не дожидаясь висящего в воздухе вопроса Иогана, спросил переводчик.

— Верно, — Без сомнения кивнул горожанин. — Раньше ж ведь как было? Коли крестьянин от помещика уйти хочет, то ему надо было Юрьева дня ждать, да пожилое платить, порой неподъемное. А помещики, хоть по правде то трогать крестьянина не могут, на деле, как бают, раньше то и дело самосуд учиняли. А государь их всех махом на рудники согнал, а вельми жестоких на месте расстреливал. Ну, ежели конечно раньше крестьян до него добирался. — И вновь оба собеседника замолчали, обдумывая услышанное и глупо хлопая глазами, а Иоганн лишь снова тихо произнес:

— Надо доложить магистру…

Барон уже набрал воздуха в грудь, чтобы спросить еще что-то, однако, заметив в окне нечто более удивительное, направил свой взор туда, едва ли не вываливаясь из небольшого окошка. Карета подъехала ко второму ряду стен. И если первый напоминал скорее сборную солянку, кое-где каменную, а где-то и вовсе земляную стену, то вторая, возвышаясь на два десятка метров вверх, угрожающе смотрела на беззащитных людей черными глазами амбразур и бойниц.

— Да-а, стену государь добро сладил. — Прочитав мысли обоих иностранцев, протянул их информатор. — Раньше ж ведь как? Токмо детинец добрый был, а другие две стены не особо защищали. А сейчас вот, и вторую стену ладить начали. — Иоганн ничего не ответил. Маршал также воздержался от вопросов, лишь наметанным глазом рассматривая затейливые оборонительные сооружения.

— Надо доложить магистру… — Буркнул барон, не отрывая взгляда от красных стен.

За второй и предпоследней линией обороны их ждал еще один, но отнюдь не последний сюрприз. Та часть города, по которой они двигались до этого хоть и была значительно чище улиц Пскова, однако по общему стилю, домам и их расположению мало от него отличалась. За второй стеной все было иначе. Улица мигом расширилась раза в два и теперь по ней, казалось бы, спокойно могут разъехаться сразу четыре повозки. Кроме того, ветхие избы сменились новенькими двухэтажными домами с множеством окон, которые не имели как таковых разграничений по территории. Они словно стояли вдоль улицы сплошным монолитом, подмигивая восторженным