Зейнсвилл - Крис Сэкнуссемм

— Hablo espanol… Falo portugues… Je parte francais[31]

Вокруг нее закружились всевозможные иероглифы. Индонезийские, корейские — от мельтешения рябило в глазах. Потом вдруг она исчезла, и Чистотец невольно вспомнил свои прежние галлюцинации. Однако любопытно. У него нет ни физического порта, как у некоторых, ни более обычных распространенных коробочек, соединяющих наушники и очки, поэтому он не знал, что сейчас случится, но все-таки подошел к терминалу, положил руку на силуэт ладони и стал ждать. Вината Нидху появилась снова, но лишь с плохим разрешением. Полился водянистый и светящийся гипертекст.

— Какой вы хотели бы меня видеть? — спросила женщина.

— Отчетливой.

Прозрачная покачала головой, вспыхнули несколько вариантов текста. Гетеро. Лесбиянка. Профессионалка. Провокаторша. Покорная мазохистка. Домина. Интеллектуалка.

— И кто же ты теперь? — спросил он, чувствуя себя немного глупо, что говорит с фантомом… пока не заметил безумную старуху, поглощенную серьезным разговором с Селезнем Дули.

— Гетеро-профессионалка, — фыркнула Вината Нидху и повела рукой, словно бы говоря: «Разве это не очевидно?»

— Попробуй гетеро-провокаторшу, — отозвался Чистотец.

— Прямая связь осуществляется на ароматическом уровне, — сообщила она. — К тому же частном. Самые популярные ароматы — муссон и калимпонгская орхидея.

Это показалось ему смешным: не диктор, а прямо-таки танцовщица из стрип-бара, которую загоняют тебе в голову.

— Откуда ты взялась?

— Лежащая в моей основе информация находится в базе данных отдела новостей в Чикаго, но визуально меня генерирует БИСПИД-центральная в Миннеаполисе.

В зал ожидания пробралась пара забулдыг погреться. Один мужчина был высоким, краснолицым и сутулым и потому немного напоминал ирландскую трость с загнутой рукоятью. У другого из ноздрей росли волосы, а еще он отчаянно жестикулировал, вычерчивая в воздухе загогулины осыпающимся окурком потушенной сигары. Они пытались держаться как служащие, но от обоих несло выделениями протеина и сухим белым хересом, а еще дезинфектантом общего действия.

— Покажись голой, — сказал Чистотец.

Никчемные мужики выглядели такими потерянными, может, голая красавица их развеселит.

С мгновение эйдолон смотрела на него молча, потом сказала:

— Среди опций общей платформы нет опции «нудизм».

— Я не ощипыватель фазанов, но сын Ощипывателя Фазанов, и я буду ощипывать фазанов, пока не придет Ощипыватель Фазанов, — ответил Чистотец.

Вината Нидху исчезла, но вмиг появилась снова с поразительной четкостью — голой, если не считать золотой цепочки, с которой свисал крошечный Шива. Теперь внешность у нее стала чисто дравидской. Соски были такими темными, что казались почти пурпурными. Невзирая на все свои неприятности, Чистотец вдруг ощутил укол желания, хотя и понимал, что перед ним всего лишь картинка. Но как не обращать внимания на ее откровенную и изящную наготу? Даже Убба Дубба и Селезень Дули заинтересовались.

Для голоса Королевы Уббы Дуббы смикшировали записи Вупи Голдберг и Дэвида Эттенборо, ведущего добиспидовских фильмов Би-би-си по естественной истории. Получившееся сбивало с толку, но не отталкивало. Звуковой файл Дули был основан на записях покойного актера Кевина Костнера, вот только в голосе селезня явно слышалась паранойя — следствие того, что у разработчика скрипта случился биполярный нервный срыв.

— Она голая! — закрякал Дули. — Кошмар наяву! Перед всеми и вся. Нагая. Беззащитная.

— Хранительница Земли, — запела Убба Дубба. — Богиня любви!

— Эй! — крикнул один из подоспевших безопасников. — Здесь нудистским дикторам нельзя! Убери эту штуку из общественного вещания.

— Я не знаю как, — отозвался Чистотец. — И вообще мне нужно идти.

— И я с тобой, — подхватила Вината.

Чистотец вышел из области вещания, а за ним по пятам двинулись три эйдолона: нагая богиня, словно бы сошедшая с барельефа в индуистском храме, пухлая орангутаниха-экофеминистка и гигантский синий селезень с психическими отклонениями.

— Куда ты их ведешь? — крикнул безопасник.

— Никуда не веду. Они просто идут за мной.

И уже произнося эти слова, Чистотец понял, что не только они, но еще и несколько человек тоже.

— Идемте, дети, — приказала его свите Убба Дубба. — Давайте все обнажимся, вернемся к тому, чем мы были в Великом Лесу у начала времен.

С этими словами королева консерватизма стянула свой зеленый наряд, который растворился, как гипертекст, и предстала всем длиннорукой, с поросшей волосами грудью — точно толстая рыжуха с гормональными отклонениями, она же — источник ласковой мудрости.

— Ух ты! — воскликнул Дули, снова выдав свое фирменное подергивание шеей. — Это как… Но я-то не могу раздеться. У-у-ух ты!

— Ты и так голый, — заметила Убба Дубба. — Если не считать пиджака и жилетки, которые, честно говоря, тебе не идут.

— Тебе не нравится мой жилет? — Селезня передернуло. — Я на грани полномасштабного системного сбоя… а ты говоришь, тебе не нравится мой жилет… и что… я голый?

— Слушай, Дули, — крикнул один пьянчуга. — Снимай пиджачок и жилетку пидора!

— Кошмар, кошмар! — взвыл Дули и стал вдруг ярче. — Я не голый, как она, — сказал он, указывая на Винату Нидху.

— Нет, — согласилась Убба Дубба. — Тебе кое-чего не хватает.

— Ччччччеггггго? — завопил гигантский эйдолон, и понимание и паника в его взгляде были одновременно уморительными и жалкими.

— Эй, Дули! — крикнул второй пьяница. — Покажи нам хрен!

— Дули! Дули! Дули! — принялись скандировать откуда-то еще.

— Вы хотите сказать… — замялся Дули. — Что я охрененный селезень без хрена?

Огромные голубые глаза селезня расплылись и загорелись, а сам он на мгновение словно бы распался на пиксели. Потом сложился снова — с выражением бесконечного, интуитивного отчаяния на физиономии.

— Теперь мне все ясно! — заплакал он. — Вот почему меня пускают к детям! Я генитально ущербный самец! О стыд! О позор!

— Может, еще не поздно измениться, — предложила Вината.

— В перемене единственное постоянство, — царственно возвестила Убба Дубба.

— До меня только сейчас дошло, — рыдал селезень. — Я постиг истину. Боюсь, я не смогу больше жить.

Опустив руку в карман, Чистотец нащупал странный костяной шарик.

— Может, если уговоришь их… ну, тех, кто тебя создал… дать тебе какой-нибудь прибор, — предложил он, заметив, что вокруг них начинает собираться толпа.