Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

— … за то, чтобы на Урьюи всё ещё цвели вспышная люминока и золотистый ламбаньян.

Он посмотрел в чистое небо, а потом пристально на меня.

— Эмбер, честное слово, у меня просто не хватит сил без тебя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, будь осторожна.

— Ладно, буду. А ты бусинки вынул? Пирсинг из…

— Не вынул ни одной.

Мы постояли ещё, кутая друг друга в куртки, а лица в пар, я сапогами на его ботинках, чтобы ноги не мёрзли. Я держала его шею хелицерами, которые, словно пальцы младенца, наконец перестали ломать бабочек, а научились обращаться с ними нежно.

— У меня в вестулах электроды от шокера Йолы. Можешь их выцарапать? Я пыталась, но это больно.

Кайнорт щёлкнул чем-то на косточке за моим ухом. В голову просочилась музыка. Та, под которую мы дрались на карминском льду, я узнала её сразу. Под слои моих толстовок пробралась рука и нагретый её теплом кончик керамбита. Чужие ресницы защекотали мой висок: Кай закрыл глаза и стал резать.

— Я слышал твои слова в метели, на балконе Загородного Палисада. Невозможно, нельзя и неправильно. Но давай. Обещаю, это будет долгое безумное приключение, — меня разнесли к полюсам поцелуй и укол в позвоночник, — и такой разврат, м-м-м, Эмбер, какой только под силу вытворять на пару с бесстыжим самцом стрекозы. Одна вестула минус, мой ангел, потерпи ещё. — Он прижал меня крепче, потому что от всепроникающей боли, пока керамбит ковырялся в моём позвонке, подгибались колени. — В нашем одонате не останется квадратного метра, не лишённого девственности. В известной вселенной не останется мира, в котором не запомнят каникулы Бритца и Лау. А потом мы заскучаем и заведём ещё детей и внуков, половина из которых станет разбойничать, а другая половина собирать роботов.

На третьей вестуле у меня взмокла шея, а пальцы Кайнорта были уже все в крови, и ему пришлось менять руку.

— А собаку? — задыхаясь от ломоты, я силилась не дёргаться, чтобы он не перерезал спинной мозг. — Ты обещал… собаку.

— Это большая ответственность, прямо-таки затрудняюсь. Может, стоит начать с жорвела?

На четвёртой вестуле я закусила плечо Бритца через свитер, чтобы не кричать на всю Зимару, и на пятой прорвала ткань и кожу до мяса. А Кайнорт взмок, как банный веник, и заврался до такой степени, что поклялся учиться со мной вместе на мехатроника, чему я, разумеется, не поверила, потому что среди прочих безумных вещичек это был уже перегиб. Тем временем музыка доиграла, а из-под куртки упала шестая вестула.

В темноте мелькнул сателлюкс, и кто-то хрустнул снегом.

— Вы совершенно друг другу не подходите. Это так красиво.

Я соскочила с ботинок Бритца. Он выхватил глоустер, но держал его пока вниз стволом у бедра. А на том месте, где секунду назад растаяла последняя ниточка солнца, стояла Дъяблокова.

— Заткнись, Дъяблокова, — рявкнула я. — Он убьёт тебя, только вякни.

— Не убьёт. Это я его придумала.

Глоустер дал осечку. Кайнорт вытянул игледяную рапиру, но Дъяблокова продолжала вести себя как бессмертная.

— Не решила ещё, сказать Йоле или нет. Хочу понаблюдать, что станет с одним из вас, когда другой умрёт, — она густо вычёркивала кого-то в блокноте, не сводя с меня насмешливого взгляда. — Я создала героев, которые по всем канонам не могут быть счастливы вместе. Очень, очень хотят, но очень не могут, ха-ха! Существуют ли более несовместимые вещи, чем любовь и смерть на маленьком личном кладбище? Нельзя просто взять и… попрать всё нажитое сотнями трагических героев до вас. Бритц убил твоих близких, Эмбер. Это всё. Такая любовь кровоточит. Она состоит из мучительных попыток поудобнее улечься на иголках. Ну уж нет: финал будет правильным. Зря ты не прочла эпилог, хоть знала бы, кому по ком плакать. За редким исключением, ни одна история со счастливым концом не стала великой. Вы замечали? Это правило хорошего тона. А я создаю роман на века. Так что — увы…

— Роман на века — это тот, который сто лет читают и никак дочитать не могут? — деликатно уточнил Кайнорт.

— Славный ты… был. А знаете, какая идея легла в основу всего этого? В мире животных лев из чужого прайда убивает детёныша, чтобы у львицы опять началась течка. Бритц убил детёныша из твоего прайда, Эмбер. Ты — животное, если любишь его. Понимаешь?

— Кай, просто прекрати это, Кай… — лепетала я шёпотом, сидя на снегу, обескровленная и обессилевшая.

Дъяблокова встала прямо надо мной:

— Он этого не сделает. Кайнорт Бритц не убьёт безоружного на твоих глазах.

Тогда я просто закрыла глаза, уронив лицо в ладони, а Кай сделал музыку громче.

— Вы не можете выкинуть автора из кни… Эй!.. Что⁈.

* * *

На моей памяти такого ветра на Зимаре ещё не было. Кайнорт присел и обнял меня за плечи. Протянул кусок чистой материи, чтобы вытереть кровь и слёзы.

— Как она умерла?

— Не знаю, она ведь об этом не написала, — рассеянно ответил Кайнорт.

— Отличная эпитафия для… Подожди, как её звали?

— Кого?

Ветер опять дал мне пощёчину, и я покрепче затянула капюшон.

— Что — кого?

Я почти физически ощущала, как в моей памяти орудуют ластиком.

— Ты только не записывай меня в сумасшедшие, Кай. Но мы, кажется, кого-то убили. Здесь, сейчас.

— Д-да, но… — он потёр глаза и взъерошил волосы. — Или нет. Нет.

— Или… да?

В темноте мы обошли весь холм. На снегу была кровь, но моя или… И валялся мятый блокнот. Я подняла его. На первой странице были перечислены имена. Зачёркнуты Норман, Эстресса… И жирно, до дыр, замалёвано чьё-то на «Дъ». Карандаш с обломанным кончиком торчал из сугроба рядом.

— Это что? Откуда это здесь? Кто-то знает наши имена.

— Хм, я думал, это твоё, — удивился Кай. — Я уже сам себя готов записать в… хотя я уже и так.

Я хотела поднять и карандаш, но не смогла найти его на снегу. На чистом снегу без крови. Наконец я не смогла припомнить, что же такое ищу. И главное зачем. Сверкнуло: приближалась снеговая гроза, погода портилась и завывала вьюжными валторнами. Кайнорт с тревогой всматривался в небо, когда на холм взобрался Чивойт. Это означало, что Нахель в их становище уже хватился лорда-песца. Кай