Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Одновременно хултиане продемонстрировали, что приказ стрелять у них есть. И личное стрелковое оружие есть тоже.

Звуки мало напоминали выстрелы. Не грохотал взрывающийся порох. Не хлопали системы охлаждения гауссовок, выбрасывая отработанный хладагент. Звуки были воющие, уходящие в ультразвуковую область. Казалось, кто-то балуется с высокоскоростной дрелью, даже не с одной, включая их на долю секунды и выключая.

Звягинцев свалился сверху. Как второй бильярдный шар в ту же лузу. Ногами вниз. В кабине оператора стало крайне тесно. Предписанная Уставом шпора штаб-ротмистра распорола Несвицкому щеку. Ладно хоть размер шпор сократился в разы за века, прошедшие с тех пор, когда жандармы ездили на реальных живых лошадях.

Потом взревел двигатель, заглушив звуки «дрелей». Штурмовик рванулся вертикально вверх. На Несвицкого навалились и перегрузка, и Звягинцев разом, и объединенными усилиями едва не переломили шею. Шпора оставила второй шрам на щеке. Увернуться от нее Несвицкий не мог.

Потом он понял, что Звягинцев ранен. Сверху капала кровь. Капала и раньше, но попадала на мундир, Несвицкий ее не чувствовал. Теперь чужая кровь попадала на лицо, и мешалась со своей, текущей из разодранной щеки. Отодвинуться возможности не было. Пришлось терпеть.

«Сапсан» уже не летел вертикально. И горизонтально не летел, и вообще хоть по какой-то вменяемой траектории. Он метался в небе, как шарик для пинг-понга мечется между столом и двумя ракетками. А Несвицкий болтался в тесной кабине. Вместе с ним болтался Звягинцев. И шпоры на его каблуках болтались тоже.

В какой-то момент Несвицкий понял, что может двигаться. И немедленно попытался совершить маневр, именуемый моряками «оверкиль». Вернее, оверкиль он уже совершил до того, а сейчас пытался вернуться в нормальное положение.

Звягинцев не шевелился. Вообще не подавал признаков жизни.

Зато снаружи, за бронефонарем, жизнь кипела. Била ключем. А еще – била лазерными лучами, и гаусс-разрядами, и взрывами ракет. Ожили дивизионы на острове, или же это хултиане обрушили на штурмовик все, что имели, Несвицкий не знал.

Трезианин по имени Ю-семь не оставался в стороне от праздника жизни. Несколько раз штурмовик вздрагивал, содрогался, выпуская ракеты. Наверное, нашлось дело и лазерным пушкам.

После долгих стараний Несвицкий сумел перевернуться и расположился в кресле. Тут же вылетел из него, ударился лбом о фонарь, шлепнулся обратно. Пристегнулся ремнем, одним из нескольких, свисавших с кресла, и наверняка пристегнулся неправильно, перепутав гнезда, но разбираться было недосуг.

Звягинцев ни в кресле, ни в ремне не нуждался. Звягинцев умер. Возможно, он попал в кабину уже мертвым. Несвицкий зафиксировал его сбоку, как сумел, затолкав между креслом и бортом. И попытался понять, что происходит.

Понять было трудно. За фонарем мелькало то алое небо, то розовое море. На мгновение Несвицкий увидел силуэт чужого самолета, или заатмосферника, – никогда раньше не виданный, с острыми серповидными крыльями, загнутыми не назад, а вперед.

Тотчас же чужак исчез, как и не было. А остров и «Цесаревну» Несвицкий не смог разглядеть, как ни старался. Воздушный бой шел в стороне от них.

Перед ним был пульт управления ракетно-лазерным комплексом, и даже штурвал имелся, – на тот случай, если с первым пилотом что-либо стрясется. Но ничего не работало. На моделях штурмовиков с индексом (т) все управление замкнуто на пилота. Трезианам помощь в бою не нужна.

Гермошлем – в специальном зажиме, слева. Обычный, круглый, рассчитан на человека… Ну да, здесь же летал фон Корф… Надел – в наушниках мертвая тишина. А пообщаться с трезианином хотелось все сильнее. Штурмовик, похоже, вышел из боя, воздушные выкрутасы прекратились, сменились движением по прямой.

Шлейф! Как он мог забыть… где он тут у них… ага…

Несвицкий состыковал разъемы и тут же услышал в наушниках тяжелое дыхание трезианина. И первым делом сообщил:

– Je suis en vie![11]

– J’ai tué… prenez le contrôle…[12] – произнес трезианин.

Это были его первые слова, услышанные Несвицким. И, как выяснилось, последние.

На пульте зажглись индикаторы и два небольших экрана. Стрелки приборов пришли в движение. Дыхание в наушниках продолжалось еще несколько секунд, потом смолкло. Словно трезианин дождался, когда сможет передать вахту, – после чего спокойно и осознанно умер.

Возможно, все так и произошло. Смерть для трезиан – важнейшее событие, на самотек его бросать нельзя.

Несвицкий и рад был бы prendre le contróle, – но пилотировать он не умел. Хотя система управления в его кабине как раз и предназначалась для дилетантов – штурвал и самый минимум приборов, тумблеров и кнопок. Штурману и стрелку высший пилотаж ни к чему. Их дело – дотянуть до базы в случае гибели первого пилота. И совершить посадку.

Но разобраться на лету даже в этом упрощенном хозяйстве надежды мало. Сейчас штурмовиком управляет автопилот – поддерживает последний заданный курс и высоту. Но куда тот курс проложен, знают лишь боги трезианского пантеона, пирующие сейчас с новопреставленным Ю-седьмым…

Делать нечего, пришлось разбираться. Слева от штурвала замигала красная клавиша. В такт миганию в гермошлеме звучал громкий зуммер. «Сапсан» о чем-то докладывал своему случайному командиру, о чем-то предупреждал, требовал каких-то действий…

Несвицкий надавил мигавшую красную клавишу, от души надеясь, что не активизировал катапульту… Обошлось. Клавиша погасла. А на одном из экранов сменилось изображение, или же масштаб изображения. Появились три красные точки – и теперь уже они подмигивали в такт зуммеру, так и не замолкшему.

Появилось нехорошее подозрение: три точки – это три вражеских истребителя, повисшие на хвосте. Беда… Он-то надеялся не сесть – хотя бы приводниться у берега, на мелководье. Теперь смысла нет. Не собьют в воздухе, так расстреляют приводнившегося…

Но, может быть, он неправильно истолковал эти точки? Несвицкий оглянулся, пошарил взглядом по небу, но никаких преследователей не увидел, пошарил еще… Нет, никого. Хотя, если идут на меньшей высоте, чем штурмовик, визуально их не засечь…

Он вновь повернулся вперед и увидел остров. Совсем рядом. Остров был огромный, настоящая гора, закрывшая весь горизонт.

Откуда он взялся? Только что не было… Почему молчал радар? Почему бортовой компьютер, обязанный оберегать пилота от подобных казусов, не подал сигнал на автопилот, не отклонил курс, облетая препятствие?

Остров стремительно приближался. Искать ответы на риторические вопросы было некогда. Происходи дело за рулем наземного транспорта, Несвицкий уже давил бы на тормоз. На штурмовике тормозов нет. А разбираться, как сбрасывать тягу и тормозить закрылками, не было времени. И он сделал единственное, что мог, – потянул штурвал в сторону: отвернуть, разминуться с выросшей из моря смертью.

Поздно, не успеть. Слишком велик радиус поворота… Несвицкий