Слабость плоти - Мастер_Угвей

Вот только Кеншей не понимал, как космические десантники могли быть добрыми, благородными и чистыми, при этом держа его семью в качестве рабов, обречённых навечно трудиться во благо вечной войны, что началась задолго до рождения ещё его прадедов. Их работа в качестве чистильщиков орудий важна, и это делало их всех гордыми, но иногда маленький мальчик думал, что сервиторы могли бы делать это почти так же хорошо.

Наставника Кеншея и его родители с животным страхом на лице говорили ему не произносить вслух такие мысли. Его никогда не били до того, как он произнёс это, но после этого единственного вопроса он едва ли мог двигаться из-за кровавых отёков. Родители любили мальчика, а потому не желали ему страшной судьбы, обучая всем правилам выживания в столь опасном мире.

Они говорили ему, что со временем мальчик больше не будет так думать, и Кеншей был вынужден им верить. Они также говорили, что Великий Ангел, их Примарх, был бы опечален, услышав, что он использовал слово «раб». Вот только даже в этих словах взрослых, мальчик сильно сомневался.

Кеншей видел Великого Ангела всего три раза в своей жизни, и лишь один раз он заговорил с ним. Тогда ребёнку было девять стандартных циклов, и он помнил этот момент, будто бы он произошёл с ним ещё минуту назад, столь ярким было первое впечатление от встречи божества во плоти.

Кеншей спросил отца, почему они плакали, просто увидев Владыку Ваала, и отец тогда ответил ему, что Великий Ангел был слишком совершенен, и что смотреть на него — это как смотреть на солнце. Кеншей не знал, каково это, потому что никогда не был на поверхности планеты и не смотрел на звезду, кроме как через затемнённый экран иллюминатора. Там оно казалось маленьким, тусклым и никаким не величественным — точно не тем, что воплощал собой Ангел.

Примарх заговорил с маленьким мальчиком, когда искал его хозяина в оружейной его корабля. В тот день арсенал был полон рабов, работающих над оружием и доспехами, а мать и отец ребёнка учили его уходу за снаряжением их хозяина.

Это был самый близкий из всех мигов, когда Кеншей видел Ангела, и он был уверен, что никогда, даже спустя десятки лет, если выживет, он не забудет этот момент. Сангвиний поблагодарил его родителей, объяснившихся ситуацию и указавших путь к нужному человеку, за что Величайший улыбнулся и сказал, что они отлично поработали над снаряжением Легиогна. Эти слова будто бы зажгли что-то в их сердцах и заставило трудиться на благо их господина с ещё большей самоотверженностью.

Но тогда Кеншей обращал внимание не на родителей, а на Ангела, что повернулся ко ребёнку, когда-то тот коснулся одного из его крыльев. Сангвиний улыбнулся, присел и посмотрел в глаза мальчика, интересовавшегося чем-то более белым и чистым, чем что-либо, виденное им в его жизни. А ведь у Ангела даже глаза были особенными — такие, что заставляют тебя чувствовать себя в полной безопасности, даже если бы ты находился посреди бури. Рядом с Ангелом, Кеншею казалось, будто он больше не был рабом, а становился кем-то большим. Кем-то значимым, и у кого был выбор.

Сангвиний спросил его имя, вот только мальчик не смог произнести ни слова. Его родители попытались заговорить, но Великий Ангел остановил их, медленно подняв ладонь и произнёс одну фразу, от которой сердце ребёнка замерло. Смотря прямо в глаза мальчика, он назвал его по имени, а затем упомянул и самих родителей ребёнка, будто бы они были не последними рабами, а самыми важными господами во всей вселенной.

После этого Ангел улыбнулся самой блистательной улыбкой в мире, после чего с лёгкостью ответил, что он знает каждую душу на корабле и каждую душу в его Легионе. Он сказал Кеншею, что когда однажды весь Легион будет гордиться им. Он сказал маленькому мальчику, что искренни рад познакомиться с ним.

Их разговор продлился всего несколько минут, однако каждая из них будто бы заняла целые года в сознании ребёнка, отчего момент, когда Ангел покинул их, они все ещё долго смотрели в сторону выхода. Примарх ушёл, но незримая частичка Его, будто бы навсегда осталась с ними.

Даже спустя года Кеншей продолжал ощущать этот свет, что помогал ему справляться с самой тяжёлой работой и невзгодами, которые могли свалиться на него. Одна встреча не позволила ему сломаться, когда его мать пустя два года погибла от чахотки из-за слишком частой работы в шахтах. И каждый раз, как его плетьми наказывали за задумчивость и его кровь окрапляла грязные полы небольшого трюма их корабля, он вспоминал Владыку Ваала, и боль уходила, оставляя потомка Ваала в покое.

...

Сангвиний с печальной улыбкой смотрел на планету под своими ногами. Прямо сейчас Примарх находился на самом верхнем этаже гигантского замка, построенного местным королём ещё века назад, что сейчас перестраивали в настоящую базу сил Империума. Ветер игрался меж его крыльев, но у него не было настроения летать. Сейчас он как никогда раньше желал ощутить под собой твёрдую поверхность.

Ангел видел бескрайние зелёные просторы планеты, где когда-то жили миллионы людей, не знавших об угрозах из космоса, и за его пределами. Они поклонялись своим примитивным духам природы, хранили традиции своих предков, чтобы затем передать их потомкам, и чтили древний порядок. Простая жизнь, но сейчас Девятый был бы многое отдать и за неё.

Ведь теперь ничего этого нет. Осталось лишь влияние Империума, которое пусть и приведёт в итоге к большему числу спасённых людских душ, что познают все блага их продвинутой медицины, выращенной еды и мирной жизни, дарованной его кровью и кровью его сыновей, но в итоге всё равно не идеальное. Нет ничего идеального, как теперь был уверен Ангел, как бы они не пытались…

— … Рад видеть тебя, брат, однако не уверен, что ты рад видеть меня. Судя по твоему лицу, ты в последнее время вообще редко испытываешь нечто положительное.

Подошедший к Сангвинию Кёрз не грустил. В последнее время он невероятно редко показывал хоть что-то кроме чистой радости с приподнятым настроением, которое уже стало причиной множества мрачных мифов и кошмаров, пытавших целые сектора. Бодрый улыбающийся Конрад пугал куда больше, чем мрачный и грустный Повелитель ночи. Методы Ночного охотника не стали гуманнее, но теперь абсолютно никто не мог