Фантастика 2025-40 - Ольга Ярошинская

— У меня все в норме.

— Судя по записям, да. Но осмотр не помешает. Давай-ка я тебя прослушаю. Вреда не будет… Так ты говоришь, интересуешься психологией?

— Так, любительски.

Я подставил спину под его фонедоскоп. Ощутил приятно-прохладное прикосновение металлического кружочка.

— Глубоко дыши! Еще глубже.

Так он выслушал меня, вынес вердикт:

— Ну, как будто и вправду ты в порядке. Внешне… Тоже. Закрой глаза! Вытяни руки. Коснись левой рукой кончика носа… Очень хорошо.

Ну и так далее. По всем параметрам я выходил в полном здравии, а по росту попал в категорию «субгигантов», по мнению фельдшера.

— В ростовые игры играл? — спросил он. — Баскетбол, волейбол?..

— Баскетболом занимался, но не очень. Так, для общефизического развития. А психология — да, подумываю даже, не заняться ли этим после службы. Но пока интерес у меня практический.

И я поведал, что мне, как подчиненному, очень интересно было бы знать нрав своих начальников — офицеров в первую очередь. Что они представляют собой как люди, как характеры. Какие у них особенности, слабые стороны… Короче говоря, мне интересен научный подход к выстраиванию отношений с теми, от кого мне предстоит зависеть еще полтора года.

— Вон ты куда хватил!.. — протянул с интересом медик. — А сам-то уже присмотрелся к кому-нибудь? Мнение сложилось?

— Да, — твердо сказал я. — К Смольникову.

И я постарался изложить все, что думаю о нашем комвзводе. В позитивном, разумеется, ключе. А что о нем негативного-то скажешь? Ничего, по сути. Нормальный мужик.

И я сделал вид, что увлекся, распалился:

— Но тут более-менее понятно, я с ним все время в контакте… А вот что насчет остальных⁈ Очень интересно было бы знать ваше мнение. Как профессионала.

— О! Ну ты сказал!.. Хотя, врать не буду, наблюдал. Присматривался. Очень интересная тема.

— Сан Саныч! Ну расскажите! Все умрет между нами. Могила!

— Могила, говоришь?

— Как гробница Чингисхана!

— Ух ты!.. Ладно, так и быть. Тут ты прав, кое какие наблюдения у меня есть.

Я понял, что сыграл очень удачно. Посадил фельдшера на любимого конька. Он начал говорить, а я слушал, стараясь не упустить ни слова.

По словам нашего медработника, он не просто наблюдал за сослуживцами, а даже делал пометки, нечто вроде дневниковых записей, которые анализировал. И уже на основании этого анализа делал выводы.

И вот тут самое главное!

Психологически Александра Александровича из всего контингента заинтересовали четверо. Именно в них он увидел загадочные душевные глубины, можно сказать, Марианские впадины. Двое — это солдаты, ныне уже дембеля…

— Не знаю, что с ними на гражданке стало, но очень хотел бы узнать. Очень! Мне кажется, с ними просто должно что-то случиться. А может, и нет, может, уже что-то случилось. Допускаю, что один или другой в детстве или в подростковом возрасте пережили что-то страшное, о чем никому никогда не говорят. Но это не обязательно, конечно…

Фельдшер признался, что его так и подмывало вызвать и того и другого на откровенный разговор. Но он так и не решился, памятуя, что оба парня — солдаты, в руках у них оружие, и мало ли какой триггер в их душах можно нечаянно нажать, и как это, не дай Бог, может сработать. Формы 100 у обоих изучил досконально, ровно ничего не обнаружил. Никаких упоминаний о черепно-мозговых травмах или чем-то похожем. Никаких зацепок, абсолютно. А пацаны странные. То есть, с обычной точки зрения если на них смотреть, то вроде бы и ничего. Парни и парни, просто не больно компанейские. Самые обычные, ничем не выделяющиеся. Но Сан Саныч, уже впав в азарт, железно уверял меня, что у обоих в душевных глубинах есть какая-то наглухо запертая от мира дверь.

— Так это у всех, наверное, есть… — философски протянул я, чтобы раззадорить собеседника.

— Тоже правда, — признал он. — Но тут ведь дело в том, как и насколько это заперто! У одного так, у другого сяк, и это большая разница…

И это верно. Но Сан Саныч сильно увлекся теорией, а меня интересовали прежде всего дела практические, и я постарался вернуть рассказчика на эти рельсы.

— … ну да, это все давно минувшее. Плюсквамперфектум. А что касается здесь и сейчас…

Здесь и сейчас внимание самодеятельного психолога привлекли двое. А именно, два главных лица части: командир и замполит. У них, у этих двоих явно есть свой камень за пазухой.

— А самое интересное, — торжественно провозгласил фельдшер, — камни-то разные!

— То есть? — я слегка «включил дурака».

— То есть, я их так прокачивал вопросиками. Пустяковыми вроде бы, а сам за реакцией следил. У командира нашего, у него душевный напряг сильный, но понятный. Груз ответственности. Сто тонн! Ясное дело: что случись, он виноват. Ну и еще, пожалуй, что-то… так и не разобрал. Но это напряжение, можно сказать, рабочее. А вот замполит — другое дело.

— Другое?.. — невольно пробормотал я, ощущая сыщицкую лихорадку. Неужто попал на верный путь⁈

Фельдшер пояснил, что в замполите он разгадал некий внутренний страх.

— Он не просто напряжен. Он чего-то боится. Или даже не так! Лучше будет сказать: это смесь страха и стыда. Я, грешным делом, подумал: блудит где-то втихомолку. Это блюститель-то нравственности! Борец за моральный кодекс! Вот и ссытся и стыдится одновременно… А потом решил, что нет, тут какая-то другая причина.

— Какая? — так и вцепился я.

— А вот этого, уж извини, не разгадал. Спросить не спросишь, а у самого квалификации не хватило.

«У меня хватит…» — подумал я, а лицом выразил крайние заинтересованность и уважение.

— Да… все-таки психология — самая интересная вещь на свете! Сан Саныч! Вы меня сподвигнули на то, чтобы всерьез заняться этим на гражданке!

— Ну что ж, большому кораблю — большое плавание… Станешь профессором — не забудь скромного провинциального фельдшера, который когда-то… и так далее.

Посмеялись немного, и я пошел. Меня как-никак еще ждал наряд по кухне.

Света слегка поскрипела:

— Чего так долго? Что он там тебе осматривал целый час?

— Да ничего. Потолковали на научно-медицинские темы. Нашли общий язык.

— А у меня к тебе тема картошку толочь. Давай, пюре делать надо!..

Надо, так надо. Я от работы не отлынивал.

Офицеры, прапорщики и сотрудники отдела хранения по-прежнему авралившие, питались