"Фантастика 2025-140". Компиляция. Книги 1-30 - Алекса Корр

на резной крышке которого медведь сцепился в неравной схватке со львом. Оба зверя были вырезаны с немалым умением. — И преодолеть пропасть ненависти будет нелегко. Однако и муравей способен взобраться на вершину горы.

— Слова.

— Зачастую все-то и начинается именно со слов, — маг откинул крышку.

— Они…

— Они не способны говорить без моего на то разрешения. Как и думать. Это уже не совсем люди. Вы, верно, знаете, что нам доступно многое. В том числе и способность привязать человека прочнейшими узами, каких не даст ни одна иная клятва.

— Можно ли их считать людьми?

— Физически? Тела их не подвергались изменениям. Почти. Разве что вот, — маг указал на золотую пластину с выгравированным на ней глазом. Пластины блестели на лбах невольников. — Это довольно простая операция. Снимается лоскут кожи. Вырезается небольшой участок кости. Это нужно, чтобы открыть мозговое вещество. Дальше же идет направленная обработка лобных долей мозга силой. Но вряд ли вам это интересно.

Интересно было, ибо не в праве одни люди отнимать у других разум.

Жизнь — да. Но разум, как и душа, в воле богов.

— Идите, — маг отпустил невольников. — Если будет ваше желание, мы вернемся к этой теме чуть позже. Я понимаю, что многие из наших методов могут вызвать неприязнь. Или даже откровенное отвращение.

В руках мага появилось нечто, обернутое драгоценной золотой тканью.

— Однако и мы имеем над собой Закон, преступить который не рискуем.

Этому Верховный не поверил. Никогда еще ни один закон не сдержал человеческую жажду, будь то наживы, власти или обыкновенного любопытства.

Меж тем сверток лег на стол, и маг отбросил края ткани.

— Прошу, — сказал он, отступив к ложу.

Верховный сделал шаг.

Он уже понял, что видит пред собой. И увиденное наполнило сердце одновременно восторгом и гневом. Да как посмел этот человек вовсе прикоснуться к подобной вещи?!

— Вижу, вы узнали. Мы, право слово, не сразу поняли, что это такое, — маг не собирался замолкать. Взгляд его сделался холодным и злым.

Маска.

Лицо, сделанное из золота, столь умело, что казалось живым. Спящим. Еще мгновенье, и дрогнут веки, а губы растянутся в насмешливой улыбке.

— Вернее мы знали, что это, но понятия не имели об истинной ценности.

И не имеют.

— Маска Солнцеподобного, верно? — не успокаивался маг. А у Верховного появилось стойкое желание убить проклятого.

За его речи.

За наглость.

Просто за то, что он, такой, существует и нарушает заведенный порядок.

— Её нашли в лагере мешеков, когда сняли осаду. И включили в число трофеев. Наверное, повезло, что не отдали на переплавку. Все-таки золота в ней прилично.

Золото.

Они и вправду торговцы по сути своей. Все-то меряют золотом. Что ж, пускай. Дрогнувшие-таки пальцы Верховного коснулись золотой щеки. И та отозвалась хорошо знакомым теплом.

— Но мы бережно относимся даже к тому, чего не понимаем, — маг все-таки опустился на ложе. — Я чувствую силу, в ней заключенную. И был бы несказанно благодарен, если бы вы сочли возможным пояснить мне, несведущему, её природу.

Будто он способен понять.

Или, хуже того, принять.

— Это маска первого жреца. Того, кто заключил договор с Солнцем, — произнес Верховный, с сожалением убирая руку. — И получил благословение его. Солнце коснулось человека, однако плоть его была слаба и не способна выдержать это прикосновение. Она вспыхнула. И обратилась божественной волей в золото.

Вовсе не то золото, которое добывают на копях Императора. Но об этом Верховный не скажет. Ни к чему.

— Он получил великий дар. И великую силу. Эта сила хранила империю мешеков многие годы, — маска вновь казалась лишь маской, но Верховный знал, что она притворяется.

Испытывает.

Всматривается в него, прицениваясь, достоин ли он, слабый человек, великой милости.

— И в год, когда слабеющие небеса стали ронять на землю пламя, эта сила привела к берегам мешеков большие лодки и людей, полагавших себя избранными. Они принесли с собой пламя и железо, но этого оказалось недостаточно. И тот, кто был благословен солнцем, забрал жизни этих людей, а еще их корабли и их знания. Он велел строить суда. Он посадил на них мешеков. И увел за собой, спасая от гнева разоренных небес.

— И привел сюда, на земли, которые принадлежали людям.

— Мешеки тоже люди, — возразил жрец, набрасывая на маску золотой полог. В сундук возвращать не стал, но взмахом руки велел подойти прислужнику. — Случилась война. Большая война. И он, тот, кто возвел первую пирамиду нового мира, положил в основание её свое сердце. Руки он отдал воинам и мастерам. Ноги — земледельцам, ибо земли нового мира родили не столь обильно.

— Как-то… жутковато звучит.

— Предания не бывают добрыми, — сказал Верховный, более не испытывая неприязни к человеку, что сидел напротив. — Тем паче о временах смутных. Он и рассказал нам, сколь опасна сила.

— Но не отказался от нее, верно?

— Верно.

— На самом деле весьма странно слушать эту… историю. У нас имеется собственная. О мире, который существовал, пока однажды не разверзлись небеса, дабы излить звездный огонь. О том, что огонь этот вызвал многие разрушения и поверг народы в страх. И еще о том, как вслед за огнем демонами преисподней пришли в этот мир люди со смуглыми лицами и острыми зубами.

Маг сложил руки поверх живота, наличия которого, казалось бы, не стеснялся. Пальцы его были длинны и белы, ногти, покрытые черным лаком, округлы. На мизинце поблескивал синий камушек.

— Эти люди прошлись по разоренным землям, всюду устанавливая свой порядок. И не было никого, кто сумел бы встать на их пути. Врагов они повергали в трепет.

Верховный прикрыл глаза.

Ему отчаянно хотелось завершить встречу, отдать магу все, чего желает он, лишь бы, наконец, поскорее спуститься в подземелье. И там уже, в тиши, в одиночестве, вновь прикоснуться к чуду.

— И когда последний оплот, великая некогда империя, пала, то люди эти провозгласили себя потомками богов. А еще… — маг сделал выразительную паузу. — Еще они заявили, будто бы знают, как защитить земли свои от гнева.

— Они возвели пирамиду.

— Верно, — маг провел пальцами по животу. — И принесли в жертву тех, кто не желал смириться. Об этом жертвоприношении у нас довольно много пишут. Но, говоря по правде, мне всегда казалось, что число жертв несколько преувеличено. Все-таки двадцать тысяч человек… это несколько чересчур.

— Двадцать две тысячи триста четырнадцать человек, — поправил Верховный. — Стены храма помнят имя каждого.

— Даже так. Извините, не знал, — маг развел руками. — Это… внушает.

— Мир питается кровью. Богов и людей.

— Да, конечно. Я читал ваши книги. Переводы. Измышления наших ученых тоже, хотя