Фантастика 2025-40 - Ольга Ярошинская

Да если честно, мне и обычные его дела были до лампочки. Он говорил, конечно, но я мимо ушей все пропускала… А еще честнее, — в ее голосе зазвучала какая-то отчаянная беспощадность, — я вообще им не интересовалась.

Тут она глубоко и горестно вздохнула.

— Евгений Павлович тут на днях на меня наорал: я, мол, и дура, и бесстыжая… Ну, здесь, наверное, что-то есть…

Исповедальная самокритика вдруг полилась из нее потоком. Она призналась, что изначально не воспринимала мужа как мужа. Просто в сложившейся ситуации для нее это был лучший вариант жизненного устройства.

Юная девушка Наташа… даже нет, не девушка, даже не подросток, ей было лет десять, когда она осознала данную ей власть манить парней, кружить им головы, сводить с ума…

— Это у меня от мамы, — призналась она. — Точно. Я ее плохо помню, но по тому, что помню, я теперь примерно такая, как она…

Мама Наташи по имени Татьяна была шальная, удалая, безбашенная особа. Дочку он то обнимала, целовала, прямо зацеловывала, то вдруг точно забывала про ее существование. Случалось, уматывала из дома, а вернувшись, дерзила, хамила кроткому мужу, то бишь Наташиному отцу, влюбленному в жену даже не безумно, а невозможно сказать, как.

— Ох, папа с ней намучился!.. — вздохнула Наталья.

Воспоминания увлекли ее куда-то, и вот тут лицо если не постарело, то повзрослело. Из глаз исчезло чарующее лукавство, их наполнила печаль по навсегда утраченному… Вряд ли такое детство было безоблачным. Зато уж точно не скучным. Мама Таня ухитрялась достичь немыслимого: выводила мужа из себя, отчего «получала в портрет», по собственному залихватскому выражению. Естественно, она в ответ тоже азартно махала руками, случалось, что на пол летела посуда и даже украшения, развешанные за стенах: фотографии, эстампы и тому подобное. При этом мама Таня по странности натуры нисколько не сердилась на мужа, относясь к прилетам в «портрет» с полным пониманием. Она стопроцентно была из женщин, убежденных в том, что «если бьет, значит, любит», и которым «без пи…дюлей, как без пряников».

— Она и рожать больше не хотела… — пригорюнилась Наташа. Глаза у нее сделались на мокром месте. — Если правду говорить, я до сих пор не знаю, чего она хотела. Может, и она сама того не знала…

Все это девочка Наташа не успела выяснить, потому что безалаберная мама трагически погибла молодой, чуть за тридцать. В автокатастрофе. Так и осталось навсегда невыясненным, какой черт занес ее в развеселую компанию — одну, без мужа и без дочки. Для нее такое было нормой. Нехорошо так говорить… но это, наверное, оказалось хорошо. Для мужа и для дочки. В той машине погибли все. Четверо.

— До сих пор не помню, как ее хоронили… — слезинка пролилась из левого глаза, побежала по щеке. Наташа смахнула кристальную капельку пальцами. — Вообще, как выжгло все. Начала помнить, что через месяц после похорон было. А до того — нет.

Я сочувственно покивал: понимаю!

Понимал я и то, что нас, вернее, Наташу понесло по волнам памяти… ну ладно, пусть несет, я контроля над ситуацией не ослаблял. Шторы были полузадернуты, в комнате полутень, говорили мы негромко… То есть, на взгляд со стороны, если этот взгляд и был: двое заперлись и затихли. И думай-гадай, чего они там делают…

В какую-то узловую точку Наташиной души я попал стопудово. Впечатление было такое, будто она вдруг воспылала желанием рассказать мне всю свою жизнь. Да собственно, так оно и есть: похоже, много лет ей поделиться было не с кем. Муж не годился для разговоров по душам, сын еще не дорос, а тут на тебе — возник человек, которому можно душу излить. Она и пустилась изливать.

Отец ее, конечно, смертью жены был сражен, но…

Долго царь был неутешен,

Но как быть? И он был грешен.

Год прошел как сон пустой,

Царь женился на другой…

Примерно это произошло с Наташиным отцом. Женился. Пошли дети. Девочка-подросток ощутила себя ненужной, брошенной, при том, что мачеха была совсем неплохая тетка…

— Вот именно — неплохая! — с силой, с сердцем говорила Наташа, даже разрумянилась. Молодец рядовой Сергеев, разбередил бабу… — Хорошая? Не знаю! Не помню, чтобы она мне улыбнулась, приласкала как-то. Все спокойно, ровно: Наташа, обед на плите… Наташа, в школу собралась?.. Наташа, на тебе двадцать копеек на завтрак… И вообще вся такая невозмутимая, никакая. Не больно красивая, но и ничего… Я вот как-то папу своего хоть и люблю до сих пор, а понять не могу! Ему или такое пламя нужно было как мама моя, или болото, как мачеха… Они так сжились с ней хорошо! И дети уже выросли, братишка женат, сестренка замуж вышла. Оба в нее, такие тихие, никакие…

— А ты огонь, стало быть?

— Ну а ты не видишь, — сказала она с каким-то даже упреком.

— Вижу.

Она вздохнула:

— Огонь-то, конечно, того… Ушел в воздух. Можно было бы получше его приложить к жизни, да уж как вышло, так вышло. Сама дура, теперь-то понимаю.

Наташа выкатилась из родного дома в семнадцать лет, кое-как закончив на тройки школу. Поперлась в областной центр, поступила в кулинарное училище, хотя с таким же успехом могла пойти на курсы водителя трамвая. Или курсы кройки и шитья. Это ей было все равно, учиться и работать не больно хотелось. А грезилось, что уж ее-то, такую яркую, хлесткую, звонкую, шикарную — уж точно найдет принц на белом коне и с алой розой на гербе, что ли…

— Между прочим, готовить в этом училище учили так, что я и подумать не могла. Пока борщ нормально не сваришь, будут дрючить как сидорову козу! Без стипендии могли оставить… С меня там семь потов сошло, с дуры. Думала: так, чепуха какая-то… Ага, как же! Зато теперь так сварю, так испеку — пальчики оближешь!

В общем, профессию она получила железную. Оно вроде бы и хорошо, да цель-то в жизни другая: принц с алой розой. А вот с этим персонажем как-то выходила напряженка. Нет, дивная манкая красота девчонки кого только не влекла, отбою не было. Да только она воротила и задирала нос. Кто?.. Таксист? От ворот поворот! Деньги лопатой гребет?.. А мне нужен такой, кто будет грести экскаватором! Студент? Гм… Ну, этот пока еще зарабатывать начнет! А я лет семь-восемь буду с голой жопой ходить? Нет, не годится.

Ну и