"Фантастика 2025-41". Компиляция. Книги 1-43 - Дмитрий Яковлевич Парсиев

все знакомое… Здесь свои порядки и привычки, которые я подзабыл, но, очутившись в прошлом, начал вспоминать. Для тех, кто не родился в СССР — этот другой мир может показаться абсурдным и непонятным. Им будет трудно понять, почему здесь откладывают все хорошее на потом и берегут вещи — могут годами ими не пользоваться. Здесь хлам не выбрасывают, а свозят на дачу, в гараж или забивают ими балкон, а одежду и вовсе донашивают дома, а когда она рвется и её невозможно носить, все равно хранят, чтобы когда-нибудь пустить на тряпки. Здесь принято собирать старые газеты и бежать к остановке за транспортом, махая руками. Здесь многое решают связи и нужные знакомства, а взятки можно давать натурой — то есть, продуктами. Здесь лучшие танки и самолеты в мире, но автомобили частенько не заводятся и чихать на всё хотели. Здесь верят всему, что сказали по телевизору, а власть критикуют лишь на кухне. Здесь не выбрасывают еду, а доедают все до крошки, даже если в тарелке откровенная бурда. Здесь стирают пакеты, а белье сушат на улице возле детской площадки. Здесь донашивают одежду за старшим братом, даже если ты — сестра. Половину всех болезней здесь лечат вьетнамским бальзамом-звездочкой, а другую половину — паром над только что сваренной в кожуре картошкой. Лучшим подарком здесь считается книга, их выставляют напоказ в шкафу-стенке со стеклянными дверцами, как украшение интерьера, их передаривают. Самые смешные анекдоты здесь начинаются с одной и той же фразы: «Армянское радио спрашивают…». Проблемы здесь принято решать сообща, а «ценные» советы раздавать даже малознакомым людям. Фильмы здесь принято пересказывать, а песни петь хором под застолье.

Это Великая Страна, понятная лишь тем, кто в ней живет, а на остальных мне, впрочем, плевать… Ведь, что русскому хорошо, то иноземцам — капут.

— Извините, — я остановил какого-то прохожего с портфелем и безобидной физией, как у сотрудника бухгалтерии. — Как мне найти общежитие номер один?

— Это мясокомбинатовское, что ли? — прохожий остановился, сдернул с носа очки и принялся тереть стекла о вязаную жилетку.

— Ну-у… да, — помедлив, кивнул я, вряд ли всё-таки в городе несколько общежитий с номером один.

— Так вам туда, два квартала, — махнул он очками, — потом налево, а там спросите. Тут недалеко, можно пешком дойти.

— Спасибо, — я поспешил туда, пока свеж в памяти указанный маршрут.

Минут через двадцать дотопал до нужного здания. Его, как оказалось, ни с чем не спутаешь. Огромное, как ледокол «Арктика», монументальное и в то же время безбалконное и простое. Панельное строение с плиточной мозаикой при входе — в виде факелов, советских звезд и красного флага.

Оглядел фасад. За окнами висят дощатые коробушки для продуктов (для «холодильных» авосек еще не сезон, жара). Здание стоит в таком себе обособленном закутке, в глубине дворов, далеко от проезжей части. Рядом школьный стадион с рукоходом, вкопанными колесами, турником и «суровой» советской беговой дорожкой — огромный железный цилиндр от асфальтного катка, закрепленный промеж двух столбов.

Отлично! Стадиончик совсем рядом. Я всего лишь несколько часов в новом теле, но оно категорически меня не устраивает. Ещё бы! Рыжему два раза вломил по морде, а он даже не упал и заяву на меня не накатал за телесные повреждения. Потому что их от меня так и не получил. Я критично оглядел свои кулаки.

Надо подкачаться. Надо, надо подкачаться… Вдруг запел в голове какой-то певец из моего времени. В здоровом теле, здоровый дух, бухни разок, и он потух! — возразил я ему.

Кстати, о выпивке… Ни пить, ни курить почему-то здесь не хотелось. Хотя по моим понятиям — оно, вроде, и пора бы. Видимо, некоторые рефлексы и физиологические особенности я унаследовал от своего реципиента. Что вполне логично. Спасибо тебе, Сашок, что ты такой зожник оказался. Ну или — ботан, что вернее. В любом случае, это мне повезло — попробуем жить без зависимостей. А то, что эта жизнь новая и неизведанная, я почувствовал прямо с порога общаги. Поднялся по щербатым ступенькам. Над входной дверью меня встретила незатейливая вывеска: «Общежитие №1 Зарыбинского мясокомбината».

О как… я, получается, рабочий или служащий в местном предприятии пищепрома? Что ж… Это чуть лучше, чем студент. Наверное…

Открыл дверь, после солнечного дня полумрак внутри показался теменью, полной опасностей и приключений. Вот она, новая жизнь… Встречай дядю Сашу.

Но эта новая жизнь нестерпимо пахла жареной селедкой, хлоркой, мокрыми тряпками и дымом «Беломора».

Небольшой и короткий коридорчик сразу упирался в каморку со стеклом и окошком, за которым восседала необъятная, как Царь-бомба, женщина. Из-за тройного подбородка, отсутствия шеи, талии и морщин (имелись лишь натянутые складки), трудно было хоть сколько-нибудь точно определить ее возраст. Может, тридцать, а может, и пятьдесят. Бигудюшные кудри на ее голове светились хной, будто свежей ржавчиной, а во взгляде заплывших и одновременно цепких, как паучьи лапки, глаз, угадывалась неприязнь ко всему мужскому полу. Вахтерша советского общежития — бог, начальник, надзиратель, палач и цербер в одном лице.

— Здрасьте! — я приблизился к окошку.

Чуть не отрапортовал по привычке — заключенный Морозов прибыл. Да-а, что-то тут нужно вспомнить, что-то — узнать, а что-то — забыть навсегда.

— Кошки-матрёшки! Морозов, — с пренебрежительным фырканьем выдала вахтерша, она меня точно узнала и явно не уважала, что-то мой предшественничек авторитета не держал, а может, она ко всем так относится? Не исключено. — Ты почему сортир не вымыл?

В мозгу сверкнула вспышка ярости, угасла до злости, и потухла до ворчливого недовольства. Надо понимать, что здесь не зона, и сортир драить, конечно, стрёмно, но не западло, а есть обязанность жильцов, но все одно не удержался и недовольно буркнул:

— С каких таких щей?

— С капустой и кислых! Скажи, Морозов, тебя что, Кощей зовут? — грудь вахтерши тяжело стукнулась о стол, тот, казалось, чуть прогнулся. — Нет? А что ты такой бессмертный? Ты по графику стоишь, бери в кладовке ведро, швабру — и вперед! И я не посмотрю, где ты и кем работаешь. Выселю! Запомни, в бане и в общаге все равны.

— А где я работаю? — я уставился на стеклянную перегородку, что отделяла меня от Царь-бомбы. Никаких табличек с данными вахтерши, естественно, не было. Как ее звать-то хоть?

— Кошки-матрёшки, Морозов, не беси меня. И без тебя тошно! У белых людей выходной, а Василина Егоровна, как раб на галере, тута