"Фантастика 2025-34". Компиляция. Книги 1-26 - Алиса Бодлер

девушек. Но время шло, а дело никак не слаживалось. Жандарм понимал, что вот-вот из Петербурга может прилететь бумага с требованием немедленно разогнать эта шайку-лейку по полкам.

… Вася отправился проведать всех знакомых. Первым ему попался Мартынов. Он ходил в белой папахе и в привычной ему черкеске, а не в военном сюртуке. Уже не ротмистр, а майор, причем в отставке. Уволился следующим чином, но без права на мундир. Оттого и черкеска, и, непонятно зачем, здоровенный кинжал, бывший предметом постоянных шуток со стороны Лермонтова. В отставку Николай Соломонович подал по семейным обстоятельствам: некому стало следить за большим хозяйством Мартыновых. Но почему-то он не спешил в Нижний Новгород заниматься семейным бизнесом. Заросший огромными бакенбардами, молчаливый и мрачный, он волочился в Пятигорске за дамами без особого успеха. В его петербургскую бытность, когда он был веселым светским человеком, имел у девушек гораздо больший успех. С каждым днем отставной майор все больше и больше мрачнел и острее реагировал на шутки приятелей.

Узнав Васю, даже не пытался изобразить радость. Что-то буркнул в ответ на приветствие и удалился. Девяткин лишь головой покачал: надо же как изменился человек в столь короткий срок! Пошел искать съемный домик, в котором проживал Лермонтов.

Поэт жил один, арендовав дом за 100 рублей серебром, но рядом со своим другом, Столыпиным-Манго. Когда зашел Вася, он сидел у открытого окна в окружении светло-серых бумажных обоев и любовался роскошной черешней. Ветки были усыпаны ягодами, только руку протяни. Время от времени поручик их срывал и отправлял в рот. На столе перед ним лежало множество исписанных листов. На плечах снова устроился военный сюртучок с заломленным, как он привык, воротником. Красная шелковая рубаха позабыта.

Васе обрадовался как родному. Он вообще в быту к людям низших сословий относился с симпатией. Никогда нос не задирал, не доставал придирками, не хамил. С девицами из пятигорского общества он был куда менее любезен. Любил многих доводить до слез. Потом молил о прощении. Вот и сейчас он писал извинительную записку мадемуазель Эмилии.

— Лечиться приехал? — спросил Девяткина после жарких объятий. — Раны болят? Обязательно сведу тебя с доктором Барклаем-де-Толли. Ванны попринимай, все, как рукой, снимет.

— А вы? Тоже больны?

— Не видишь разве? — улыбнулся Лермонтов. — Одержим золотухою и цинготным худосочием, сопровождаемым припухлостью и болью десен, также изъязвлением языка и ломотою ног.

— Болезнь хитрости? — уточнил Вася.

Лермонтов расхохотался. Потом погрустнел.

— Понял я после последней экспедиции, что не мое это — военная служба. Что меня ждет: гарнизон анапский? Пошлости офицерского собрания, которых на дух не переношу? Карты и бессмысленные разговоры, не дающие простора ни уму, ни сердцу? Осуждаешь?

— Как можно⁈ Вы же поэт, каких и нет более в России! Ваше поле боя — вот здесь, — Вася указал на стол. — Перо — ваша сабля!

— Приятно от тебя слышать такое. Не многие это понимают. Видят во мне завзятого остряка…

— Вы бы, Вашбродь, следили бы за языком! Не ровен час, беда случится! Сами мне говорили…

— Ты, как всегда, как заботливая наседка. Не сомневайся, я не забыл, как ты за мной присматривал в походе. Буркой на ночь укрывал и следил, чтобы не остался голодным.

Вася, видя доброе отношение, осмелел.

— Вашбродь, дозвольте просьбу?

— Тебе — любую!

— У вас вина нет? Давайте за старое, за то, что живы остались — по глоточку, а?

Лермонтов расхохотался. Выставил на стол стаканы и початую бутылку, смахнув в сторону записку мадемуазель Эмилии.

— Наливай!

Вася разлил. Выпили, не чокаясь и без тостов.

— Дозвольте быть к вам поближе.

— Тут нет чеченцев. От кого будешь охранять?

— Ходит тут один, черкеса из себя строит, — буркнул Девяткин.

— Ты про Мартыша⁈ — рассмеялся Михаил Юрьевич. — Он безобиден. Хотя меня так и подмывает его подколоть. Montagnard au grand poignard. Горец с большим кинжалом, — пояснил Васе свою шутку. — Только представь: он накупил себе полдюжины черкесок и каждый день надевает новую. Так и хочется изобразить его на ночном горшке с этим кинжалом. Точно: так и нарисую сегодня.

— Уезжали бы вы отсюда, — сделал унтер попытку. — Доведет вас эта компания до греха.

… Лермонтов, как и сказал Васе Коста, предупреждению не внял.

На вечеринке у генеральши Верзилиной снова прошелся по больному месту Мартынова, хотя его слова о горце с кинжалом предназначались не отставному майору. Услышал он их случайно: в тот момент перестало играть фортепьяно. Когда мужчины вышли на улицу, Мартыш окликнул приятеля:

— Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах.

Поручик спокойно возразил:

— А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения.

Лермонтов ушел.

На следующий день те, кто присутствовал при этой сцене, отправились на квартиру Дорохова, чтобы решить, как быть дальше.

Все согласились с тем, что в словах Лермонтова заключалось косвенное приглашение к дуэли. Но никто не встревожился. Даже когда прибежал унтер-офицер Девяткин и сообщил, что последовал официальный вызов и выбрано оружие — пистолеты.

— Правила определили? — тут же возбудился Дорохов.

Вопрос был не праздным. Существовало шесть видов дуэлей и два способа определения промежутков времени для обмена выстрелами. Время могло считаться с момента подачи команды и с момента первого выстрела. Что же до видов, то выделились следующие варианты: стоя на месте по команде, на месте по желанию, на месте с последовательными выстрелами, дуэль с приближением, дуэль с приближением и остановкой и дуэль с приближением по параллельным линиям.

— Еще нет. Секунданты обсудят.

— Предлагаю традиционный вариант. Каждый имеет право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру, — все согласились, но отложили обсуждение деталей на потом.

— А какие пистолеты?

— Нужно поискать по знакомым.

— Искать не нужно, — опять вмешался Дорохов. — Я знаю, где раздобыть пистолеты Кухенройтера. Убойный вариант. Крупного калибра, нарезные и дальнобойные[5].

Глебов принялся возражать, настаивал на пистолетах Лепажа. Дорохов обещал поспрашивать. Васильчиков всех успокоил:

— Если бы были выбраны сабли, дело могло бы плохо кончиться. Мартыш прекрасно владеет клинком. Но пистолеты? Он же стрелять не умеет. Недавно мы в шутку практиковались, так Николя вместо забора попал в корову. А Мишель… он никогда от дуэли не уклонится, но всегда выстрелит в воздух. Такой уж он человек.

— Вы бы,