Багдадский вор. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

– Минуя тебя? В каком смысле… это такой намёк, что ли?!

Евнух не унизился до ответа на столь неприличные инсинуации, в последний раз жалостливо всхлипнул, кинул на падишаха прощальный взгляд и скрылся на женской половине. Его возвращения ждали долго, минут пятнадцать – двадцать…

Наконец он торжественно распахнул двери и, сияя свеженьким, набирающим цвет фонарём под глазом, высокопарно возвестил:

– Блистательная и несравненная красавица Ирида аль-Дюбина прервала свой хрустальный сон, дабы достойно предстать перед светлыми очами нашего возлюбленного падишаха!

По коридору, с женской половины, раздались тяжёлые, грохочущие шаги. Чувствовалось, что суровую девицу разбудили и подняли не в лучшем расположении духа. Вздумай мы ещё раз описывать крутой нрав рослой своевольницы из высокогорного аула – эпитеты «кроткая» и «послушливая» заняли бы последнюю строчку перечисления её достоинств. А то и вовсе не вошли бы в список особых примет первой феминистки Востока…

Когда она наконец появилась в дверном проёме, пугая заспанным лицом и помятой косметикой, все невольно отшатнулись… А зря! Ибо, только увидев две столь дорогих её сердцу морды, благословенная Ирида всплеснула могучими руками и едва не завизжала от радости:

– Лев! Ходжа! О Аллах, как же я по вас соскучилась!

Все облегчённо вздохнули и признали, что в мирном режиме она очень милая. Домулло и Оболенский трепыхались в её объятиях, как тряпичные куклы. Толстый евнух прикладывал к уголкам подведённых глаз кружевной платочек, томно смахивая сентиментальные слезинки. Стражи позволили себе расслабиться и убрать вспотевшие ладони с рукоятей кривых сабель. Молодой падишах сделал логичный вывод о том, что, скорее всего, его весомая гостья не задержится в Самарканде и ему нужен новый партнёр для игры в шахматы…

Однако, как только первые восторги стихли, вперёд выступил отважный Аслан-бей:

– О, благороднейший и великодушнейший Наджим аль-Газали, да сохранит тебя Аллах и помилует! Позволь и мне заявить о своих правах! Мы преодолели тяжёлый путь от самого Коканда, спасали караваны, дрались с «коршунами пустыни», упрекали шайтана и волей небес помогли тебе захватить в плен великого Багдадского вора с сообщником Насреддином…

– Не поняла? – грудным голосом прогудела богатырша. – Лев и Ходжа в плену?! А ну повтори это ещё раз…

– Не волнуйтесь, почтеннейшая, – поспешил успокоить домулло. – Видите, мужчина и так весь на нервах, ляпнул глупость, потом исправится. Не надо сразу бить его туда, куда вы нацелились, нам всем будет за него больно…

– Так я продолжу? – Аслан-бей явственно почувствовал, что смерть прошла рядом. – Благородный и милосердный султан Коканда, сиятельный Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде возжелал взять эту женщину в жёны. Не будет ли падишах чинить ей в том препятствий, если она покинет твой гарем и войдёт в него на законных правах, по собственной воле?!

– Косею с вашего юмора, да ведь она ещё замужем! – возмутился честный россиянин, всегда стоящий на страже брака друга.

– Я была замужем, – печально вздохнула госпожа Ирида, и в её глазах промелькнула тень невысказанной обиды. – Но мой супруг изгнал меня, при свидетелях-мусульманах произнеся страшное слово «талак»!

– Что ж тут страшного, уважаемая? – деловито включился домулло. – Он был пьян, устал на работе, вернулся с нетрезвыми друзьями и, может быть, и вправду сказал кому-то там «талак»? Но ведь походя, мимоходом, не всерьёз и всего только один раз…

– А я что, дура, дожидаться второго и третьего?! Убила бы недоумка…

– Не надо, его уже убивают.

– Кто посмел?! – От гневного рёва вспыльчивой девицы с потолка плавно посыпалась побелка.

– Да уж нашлись желающие. – Лев подмигнул разом спавшему с лица главе кокандской стражи, и продолжил: – Вот он, добрый дядька Аслан-бей, хитростью заманил твоего Ахмеда в гарем, откуда заранее вывезли всех вас, но оставили внутри огромную злобную обезьяну! Ещё и свет везде потушили…

– Так ему и надо, – кидаясь из крайности в крайность, всё ещё не понимая происходящего, надулась Ирида. – Зачем он полез в гарем властителя Самарканда?!

– За вами, о недогадливейшая из жён, – печально склонил голову лучший врун восточных сказок. – Он шёл босиком в поисках вашего следа по семи пустыням, он просил милостыню, жил куском чёрствой лепёшки, увлажняемой дождём и просоленной ветром. Он смиренно сносил тумаки и оскорбления, даже во сне шепча ваше имя сострадательным звёздам. Он дрался с тысячей стражников, он не испугался иззубренных клинков страшных разбойников, он не отступил бы и перед самим нечистым, лишь бы заслужить честь снова увидеть отражение солнца в ваших глазах! Лишь бы упасть перед вами на колени, коснуться лбом расшитых башмачков и тихо сказать: «Ирида, госпожа сердца моего, я твой верный раб, приди и возьми меня, э?»

Глава 51

Шайтан хуже Сусанина!

К финалу этого страстного, поэтичного, театрализованного монолога многие, уже не скрываясь, всхлипывали. Да что уж там многие, даже сам храбрейший Аслан-бей и тот пустил робкую, треугольную слезу…

– Где… мой… возлюбленный муж? – сипло выдавила аль-Дюбина, борясь с комом в горле.

– Да говорю же, в гареме, с гориллой! – давясь от хохота и одновременно изображая полнейшее отчаяние, поддержал друга Оболенский. – А мы тут стоим, треплемся о любовном и возвышенном… Эй, подруга, да ты, может, уже целых десять минут как вдова!

Издав клокочущий стон недоеденного мамонта, громкая восточная женщина галопом ринулась вон, спеша на выручку тщедушного супруга. Юный Наджим первым кинулся к ближайшему окну и, указуя пальцем вниз, радостно зашептал:

– Сейчас, сейчас… все сюда, смотрите!

Из оконного проёма было отлично видно залитое луной угловое здание гарема. Ирида, с пунцовыми щеками и растрёпанным причесоном, загребая тапками, гукнулась всем телом, поскользнувшись на повороте, и только-только завыла, как…

Двери гарема распахнулись изнутри, и на пороге появился томно-усталый башмачник, в женском платье, с подолом, заткнутым за