Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

за собой другое, и я сама не заметила, как вскоре задумалась о бабушкиных дневниках. Часть из них была утеряна во время пожара, но часть осталась нетронутой и хранилась здесь, в особняке. На то, чтобы отыскать записи, ушло несколько дней, но зато потом я обеспечила себя чтением на долгие вечера вперёд.

Леди Милдред вела дневники сумбурно – опишет день, пропустит два, потом неделю будет обходиться одной скупой строчкой в сутки, прервётся на полмесяца – и затем выплеснет на страницы долгую и красочную историю об очередном приключении. Кое-где буквы выцвели и не читались, кое-где текст размыла вода… Не могу сказать, что я с головой окуналась в повествование, забывая обо всём на свете, но отложить тетрадь в сторону каждый раз было трудно.

Кое-где попадались карандашные наброски, сделанные рукой Фредерика Эверсана. Это оказалось для меня сюрпризом – кто бы подумал, что мой дед, о котором ходила слава человека сурового и мрачного, увлекался рисованием! И не просто увлекался – определённо имел талант. Линии даже самых простых набросков были точны и легки, портреты – узнаваемы, а вроде бы схематичные пейзажи буквально оживали, стоило взглянуть на них под правильным углом. Чаще всего лорд Эверсан изображал мелкие детали – высокую причёску бхаратской невесты, браслет на руке у чернокожего жреца, набор для письма старика-никконца, которого невесть каким ветром занесло в провинциальный колонский городок…

Иногда под картинкой ровным почерком леди Милдред был выведен какой-нибудь пустяковый вопрос, обязательно на марсо: «Тот камень – розовый?», «Ты помнишь, за ней шёл слон?» или «Как назывался этот цветок?». За переводом приходилось обращаться к Лайзо; слава Небесам, гипси выполнял мои просьбы, не задавая лишних вопросов и не показывая удивления. Редко, очень редко Фредерик отвечал, тоже коротко и на марсо. Вскоре я даже выучила две повторяющиеся фразы – «Я люблю тебя» и… «Что тебе снилось?».

Да. Последние слова встречались даже слишком часто.

…Этот город на берегу залива совсем не похож на Бромли. Он маленький, грязный, пропахший рыбой до самых глухих подворотен. Люди здесь коричневые от солнца, глаза у них чёрные и равнодушные. Белокожие чужестранцы выделяются так же сильно, как жемчуг среди сажи, вот только жемчугом здесь никто не дорожит.

Но мне почему-то не страшно. Может, потому что я доверяю нашему проводнику, который обязан нам жизнью. Может, потому, что рядом со мною он.

– Что тебе снилось сегодня, Милли?

– Не помню… – Я запрокидываю голову к слепяще яркому небу. Солнце – дрожащая капля раскалённого металла, свод – растрескавшаяся от жара чаша блёклой бирюзы. – Кажется, белый храм в джунглях и какая-то гора… Я расскажу потом, если вспомню, а ты тогда зарисуешь. Хотелось бы увидеть это наяву.

– Обязательно увидим, – говорит он и смеётся. Он не так бережётся от палящих лучей, как я. У него нет шляпок с невообразимыми полями и светлых перчаток, а потому руки и лицо его побронзовели. Кажется, мне это нравится. – Мы увидим всё, что ты захочешь… Что такое, Милли? Заметила что-то интересное?

До рези в глазах я вглядываюсь в силуэты у причала. Против солнца видно плохо… Кто-то высокий и седой, в одном из невероятных здешних одеяний, составленных из многометровых полотнищ ткани – но без единого стежка, без булавки. Рядом с ним – чернокожая девушка в синем платье. Почти таком же, как у меня.

– Послушай… Вон там человек не похож на того странного торговца бусами?

Он щурится, но видит, кажется, ещё хуже меня.

– Не думаю. Он остался за океаном и за материком, в Колони. Ну же, Милли, моя бесценная леди, не пугайся! Подумаешь, всего лишь сумасшедший, который хотел…

Внезапно налетает порыв ветра – и опрокидывает навес над прилавком торговца рыбой. Последние слова тонут в грохоте, ругани на незнакомом языке – и в мерном грохоте океанского прибоя, ставшего вдруг невыносимо близким. Откуда-то взмывает наискось целая стая разноцветных крикливых птиц, проводник машет рукой, а я оборачиваюсь к причалу – и вдруг вижу необычайно чётко лицо седовласого мужчины. Губы беззвучно движутся, но мне хорошо известно, что он хочет сказать.

Продай мне свои сны, Виржиния.

– Эй, ты! – окликаю я. Я удивлена, очень… так, что даже забываю про страх. – Скажи, кто такая Виржиния?

На мой голос оборачиваются все – и Фред, и проводник, и прислуга, и торговец рыбой, и темнокожие детишки, играющие с ракушками в тени…

Лиц ни у кого нет. Только смазанные восково-бесцветные пятна.

…Давно я так не радовалась тому, что всего лишь проснулась.

Позже, когда волнение улеглось, а ко мне вернулась способность разумно мыслить, части головоломки начали складываться. Если посчитать сны достаточно веским доказательством…

От этой мысли стало почти физически больно, и я стиснула ладонями виски. Существовали вещи, которые выходили за рамки человеческого понимания, но признать их существование казалось равносильным тому, чтобы сдаться, отвергнуть свои принципы. А не признать – значит, продолжить обманывать себя.

…если же считать сны достаточно веским доказательством, то вырисовалась стройная гипотеза. Леди Милдред обладала особенностью, схожей с моей – назовём это так. И существовал некий… человек, который считал, что эту особенность можно отнять или купить. Он предложил леди Милдред сделку примерно во время путешествия Эверсанов по Колони. Потом бабушка видела того же человека в приморском городке на юге Бхарата.

А затем, спустя почти сорок лет, эта же странная парочка – седовласый джентльмен и чернокожая служанка – появилась в Бромли. И, похоже, каким-то образом сумела натравить на меня сумасшедшего парикмахера, мистера Халински… Вопрос – зачем?

Я проворочалась в постели до утра, так и не придумав ничего более-менее правдоподобного, и решила обратиться за помощью к Эллису. К счастью, на предложение о встрече детектив откликнулся быстро и охотно – ему и самому не терпелось кое о чём мне рассказать.

– Вы уже от кого-нибудь слышали, что Натаниэлл – гений? Нет? – заявил он сразу же, с порога. Было уже далеко за полночь, миссис Хат и Георг взяли кэб и отправились по домам, и только Мэдди ещё убиралась на кухне. – Так вот, я вам сообщаю. Он заметил то, что другие благополучно пропустили… Ну, и нам повезло, что то дело расследовал тоже Нэйт. У него великолепная память, когда дело касается работы. А ещё он ведёт дневник и записывает интересные случаи.

– И что же обнаружил доктор Брэдфорд? – поинтересовалась я, решив пока повременить со своим вопросом. У Эллиса глаза сверкали от