Черная вселенная - Макс Максимов

сиденьями, ведь коптер устремился вниз с ускорением свободного падения. Для обоих людей ощущение невесомости было обыденным. На экране над штурвалом увеличивался числовой показатель скорости, но спустя секунд пять он остановился на отметке сто семьдесят семь километров в час. Из-за сопротивления атмосферы и аэродинамических характеристик в таком положении быстрее падать дрон не мог. Толя с Геной плавно опустились на свои места.

– Если они нас рисуют, значит, они прямо сейчас следят за нами, – сказал Толя, рассматривая себя на стене-экране.

– Ну и пусть следят. Тебе жалко, что ли?

– Это не дает расслабиться. Я чувствую на себе постоянно чей-то взгляд.

– А ты не чувствуй.

– Как будто они создали трехмерные виртуальные модели нас, и теперь эти модели повторяют за нами.

– Может, и так.

– Значит, у них есть программисты, художники… целая индустрия! Миллионы глаз следят за тем, как мы двигаемся, и тут же нечто передвигает эти модели в такое же положение, в котором оказываемся мы, и все это происходит непрерывно в реальном времени! Конечно же, это должно выполняться с помощью компьютера. У такой системы наверняка есть устройства ввода информации, хранилища памяти, процессоры… какой-то реактор, персонал… чтоб такое организовать, требуется огромное количество… всего! Это может сделать лишь цивилизация. Но где она? Очевидно же, что под поверхностью. Может, там целые города?!

– Чего гадать? Прилетим и узнаем.

– Чего гадать, чего гадать… А… – Толя махнул рукой, – нельзя с тобой просто помечтать, порассуждать. Не романтик ты.

– Нет. Не романтик.

* * *

Гена задремал. За спиной Толя слышал его храп. Звезда сначала удивился, а потом вспомнил, как Гена точно так же заснул на Марсе, когда они пережидали в закрытом ровере песчаную бурю. Отъехали они тогда от лагеря далеко, километров на пятьдесят по рабочим делам. Когда все вокруг заволокло песком, Звезда не знал, куда себя деть от страха, а Гена заснул. Все шесть часов, что они были поглощены марсианской стихией, Гена спал, а Толя молился, хоть и не был верующим. Но и неверующим он тоже не был. Толя верил в непознанность мира и считал, что Бог как может быть, так и не может – одно из двух, и третьего не дано. И нет смысла во что-то верить или не верить. Такая вот простая философия, но простая она лишь на первый взгляд.

Два часа прошли незаметно для спящего Гены и очень заметно для встревоженного Толи. Сейчас Толя жалел, что вызвался лететь в расщелину. На глубине почти четыреста километров, на чужой планете, в параллельной Вселенной Толику было как-то не очень комфортно. Из-за погружения давление за бортом росло и уже составляло три атмосферы.

Расщелина вот-вот должна будет начать плавно поворачивать. Толя принялся сбавлять скорость до ста километров в час. Гена проснулся, ощутив торможение.

– А?! – подскочил он. – Прилетели?

– Куда прилетели? На дно?

– Не… на Марс. Мне сон снился. Будто мы на спускаемом модуле приземляемся на Марс.

Толя усмехнулся.

– Сколько я спал?

– Часа два.

– Зачем ты затормозил?

– До этого мы точно знали, что расщелина идет по прямой. Дальше она начнет загибаться. Я боюсь на такой скорости лететь.

– Сто километров в час – это очень медленно. Если до дна несколько тысяч километров, то мы сколько дней будем опускаться? Два? Три? Тут ни в туалет не сходить, ни распрямиться. Писать в бутылочку – это еще ладно, а если по большому припрет? Нам же еще надо как-то потом наверх лететь. Заряда не хватит. Давай на двести делай. Быстрее опустимся, еще и энергию сэкономим.

– Нет.

– Что «нет»? Какая тебе разница, сто или двести? Если врежемся, то что так, что так – смерть.

Звезда вздохнул и все же решил, что Гена прав. Он вновь отключил тягу, и на пять секунд они ощутили невесомость.

– Двести он все равно не тянет, – сказал Толя, – сто восемьдесят.

– Можно вообще пропеллеры включить на быструю посадку и разогнаться вниз как следует.

– Нет.

– Ладно. Это я шучу. Сто восемьдесят – нормально.

Гена зевнул и потянулся. Он отвинтил крышку бутылки с водой, стянул кислородную маску на шею и сделал несколько больших глотков воды. Толя смотрел под ноги между стоп в сверкающую даль. Обе стены далеко внизу соединялись в линию, в такую же, как над головами.

Следующие полчаса сидели молча. Судя по высотной отметке, равной минус четыремстам семидесяти пяти километрам, они достигли места, где расщелина изламывается и стены ее начинают отклоняться от вертикали. Смещение в сторону не ощущалось.

– Все… над нами теперь этот титанический пласт, – сказал Толя, глядя наверх.

– Что?

– Я говорю, что мы ушли под толщу экранов. Ущелье же наклоняется.

– А… да. Ушли.

Изображение дрона стало рябить сильнее, что говорило о большей шероховатости поверхностей на этой глубине. Лазер непрерывно измерял расстояние до стен, как по бокам, так и далеко внизу, анализируя ширину расщелины, которая все так же была около восьми метров.

* * *

Дрон уже погрузился на семьсот пятьдесят пять километров. Гена сидел, запрокинув голову, и дремал, но в сон не уходил, а Толик размышлял о своей жизни, глядя вдаль на кристальный каньон.

– Я знаешь что думаю, – начал Толя.

– Нет. Я же не телепа…

– Да подожди ты, я не договорил, – раздраженно произнес Звезда, а потом продолжил спокойно: – Я думаю, что это моя последняя экспедиция.

– Почему?

– Мне пятьдесят три. На Землю мы вернемся, когда мне будет пятьдесят пять.

– И что? Еврину вон шестьдесят с чем-то, и ничего, полетел.

– Не… я думаю, что после Тихой Гавани я все, уйду на отдых. Потому что ничего более фантастического, чем это место, на моем веку не откроют.

– А если на Титан позовут?

– Пф… Титан. Тоже мне удивительное место. Нет.

– А если в этой Вселенной найдут еще какую-то планету?

– Не знаю… нет… скорее всего, нет.

– Ага, замялся. Значит, сам не уверен.

– Нет, не замялся. Твердо говорю – нет. Пойду на пенсию.

– Не верю я тебе.

– Ну и не верь.

– А я вернусь, мне будет сорок семь, и я еще полетаю. Мне нравится космос, нравится менять планеты. Я бы слетал на Европу.

– Мне тоже нравится космос, но… я, честно говоря… – Толя резко замолк, когда понял, что лазерный дальномер показывает стабильное расстояние до дна расщелины. До этого показания дна все время скакали, отражаясь от стен, но сейчас прибор зафиксировал четкую отметку.

– Смотри, – Толя указал пальцем.

– Что? – Гена высунулся из-за спинки Толиного кресла.

– Он дно нащупал.

Отметка дна составляла минус восемьсот двадцать пять километров сто три метра. Показатель