Сделай сам 4 - Константин Николаевич Буланов

мы дружно отбивали, не сдвигаясь с места. И положили в поле, стоило признать, под пару сотен немцев точно. Но после те внезапно резко поумнели, притащили свои пушки к нам под бок и принялись пулять шрапнелью.

Да! Не только в русской и французской армиях основным типом боеприпаса для лёгких полевых орудий выступала эта чёртова шрапнель, что до состояния дуршлага издырявила нам всю автомобильную технику. У немцев в артиллерии всё обстояло точно так же, как у всех.

И вот теперь мы мстили за свои потери.

— Так вам! Так! — не смог сдержать я радостного крика, наблюдая, как близ стоящего в открытую орудия валятся на землю вражеские артиллеристы. Иван их хорошо достал. Обидно только, что другие три орудия продолжили стрелять по нам прицельно. Но три — не шесть, что было очень хорошо для нас. Всё ж в батареях конной артиллерии Германии наличествовало изначально лишь 4 пушки. А на дивизию их приходилось всего дюжина — не 72, как у пехоты.

Нарвись мы тут на кадровую пехоту, не спасла бы даже и броня! Количество войск и орудий всё ж решало тоже. И так один наш танчик был уже подбит и, ставшись обездвиженным, превратился просто в огневую точку. Вот по нему и били немцы прежде, надеясь вовсе раздолбать тот в хлам.

Увы, но на всякие хитрые фланговые удары и обходные манёвры у нас не оставалось, ни времени, ни сил. Да и скорость хода откровенно подкачала. Отчего пришлось всем нам — танкистам, воевать довольно топорно и однообразно. Тупо «гнать» вперед на пушки, выжимая из своих машин все максимальные 17–19 км/ч на рыхлой почве убранных полей.

— Вперёд! — явно отстреляв всю ленту, скомандовал Иван, и мне не оставалось ничего иного, кроме как «втопить тапку в пол», да наблюдать за тем, как впереди, примерно в километре, вырываются пороховые дымки из жерл вражеских орудий.

— БАМ-М-М! — а это уже прилетело чётко по нам, попав, судя по всему, куда-то в башню, поскольку видимый мною нос машины остался абсолютно цел, да и ход не претерпел изменений.

— Пулемёт всё! Кранты ему! — вскоре подтвердил мою догадку Ваня, докричавшись до меня через импровизированный ТПУ[1].

— Как остальные танки? — среди своих людей я уже давно внедрил в обиход это слово, отчего мне не приходилось разъяснять, что имеется мною в виду.

— Один дымит сзади! Два идут вместе с нами! — спустя минуту прокричал стрелок, после того как повертелся в башне, осматриваясь вокруг через смотровые щели.

— Стреляют? — на всякий случай пришлось мне уточнить, чтобы понимать общую картину боя.

— Кто? — тут же последовало встречное уточнение в ответ.

— Да наши! Кто ж ещё! — не отрываясь от смотровой щели, рявкнул я в резиновый раструб, прикреплённый намертво к бортовой броне слева от моей головы.

— Стреляют! — радостно воскликнул мой телохранитель, что меня немного успокоило.

И выходило б это всё не самым плохим вариантом развития событий, если бы спустя какую-то минуту в наш танк не влетел ещё один вражеский снаряд, разбивший нам одну из гусениц.

В результате, наполовину разувшуюся машину мгновенно повело влево, после чего, крутясь на месте, словно тот волчок, мы сделали два оборота в 360º и окончательно замерли, превратившись в отличную мишень. Что практически мгновенно ощутили на себе в полной мере, поскольку точно так же, как прежде немцы добивали ранее подбитый танк, они все дружно принялись закидывать снарядами уже нас с Ваней.

— Цок, цок, цок, цок! Цзин-н-н-нь! Цок, цок, цок! — начали врезаться в броню танка то ли осколки, то ли картечины, что так-то были его толстой шкуре не страшны от слова «вовсе». Однако радовался я изрядной защищённости моей машины рано. — Бам! Бам! Крак-х-х-х! — судя по всему, две гранаты и поставленная на удар шрапнель одна за другой попятнали наш подставленный под выстрелы борт, добавляя новых неприятных ощущений и мне, и башенному стрелку. Контузило нас с ним изрядно неприятно.

— Всё! Бегут германцы! — раздался радостный возглас из боевого отделения ещё минуты три спустя, когда у меня уже чуть ли кровь из ушей начала сочиться от того количества ударов, что принял на себя наш бедный танк. — Наши давят их орудия! — Поспешил поделиться отличной вестью наблюдавший за ходом дальнейшего сражения мой телохранитель.

Вот только это лишь он полагал подобную весть отличной. Я же его энтузиазма вообще не разделял.

— О, нет! Только не это! — едва удержался от того, чтобы с досады хлопнуть себя по лбу рукой. Ну о каких, блин, танковых таранах можно было ныне говорить! Не с нашим весом в жалкие 14 тонн виделось возможным пытаться подмять под себя хотя бы полевые пушки! Мы же не 47-тонные КВ, чтобы проделывать нечто подобное! Тут и намертво застрять, и днище пропороть было легче лёгкого. Да и не только это!

— Чёрт! Один из наших кувырнулся набок, налетев на пушку! — практически мгновенно подтвердил мои худшие ожидания Ваня.

— А что второй? — поджав губы, поинтересовался я, поскольку из своей смотровой щели уже ничего не мог разглядеть, ведь мы встали, словно вкопанные, бортом к атакованной артиллерийской батарее.

— Второй? Похоже, что застрял или же с гусеницей беда какая приключилась, — совсем куда-то вниз уронил тот индикатор моего настроения.

— А что противник? Видишь где его? — мне только и оставалось, что задать очередной животрепещущий вопрос. Животрепещущий без всяких скидок! Ведь обездвиженный танкист — считай покойник.

— Нет! Никого не вижу!

— Тогда давай наружу выходить! — пришлось принять не сильно вдохновляющее, но единственное дельное в сложившейся ситуации решение. — Необходимо оценить, что с нами приключилось. Возможно, всё своими силами удастся починить!

Первым танк покинул вооружившийся пистолетом-пулемётом Иван, а после его окрика, что всё в порядке, полез наружу и я сам. И нет! То была совсем не трусость! А вполне разумное и взвешенное решение. Как говорится, кто из нас двоих тут был телохранитель?

Вот то-то и оно! Не я!

Правда, что-либо поделать с танком возможностей нам не представлялось. Что стало видно с первого же взгляда. Немецкая граната очень неудачно для нас ударила чётко в ленивец, и тот разбило в хлам. За день иль два наш батальон с таким бы повреждением справился, конечно. Но вот для нас двоих здесь и сейчас сие исправить представлялось делом невозможным совершенно