"Фантастика 2025-140". Компиляция. Книги 1-30 - Алекса Корр

Маг.

Ульграх.

Точно. Он помог Михе сбежать. Там, давно. Он дал одежду. И шанс, за который стоило бы отплатить. Больше Миха не испытывает к магу ненависти. Она совсем-совсем ушла. Даже наоборот. Им нашлось бы, о чем поговорить. Об этом на всю голову двинутом мире, о котором маг всяко сумел бы рассказать.

А теперь вот Миха падает.

В Бездну.

А маг остался там, с бароном и Ицей. Хорошо. Мальчишка толковый. Позаботится.

— Да хватит уже, от того, что ты её трясешь, она живее не станет. А точно умерла? Я слышал, что магов убить нелегко.

— Хватит! — резкий окрик и жесткий. — Он сломал ей шею. И… ты прав, мальчик. Она сама виновата.

Голос менялся. И говоривший споткнулся на последнем слове, а потом застонал тихо так. И начал падать.

— А с этим-то что? — удивился барон.

И коснулся Михи.

Странно. Даже в падении Миха чувствовал его. Их связывала тонкая нить клятвы. Хорошо это? Плохо? Нить слишком хрупкая с виду, такая падения не остановит, но как бы мальчишку следом не утащила. Бездна большая, в ней всем хватит места.

Надо сосредоточиться.

На чем?

— Не знаю, господин барон, но думаю, это как-то связано со смертью девицы, — Такхвар, как обычно, вовремя. Вот уж кто сумеет выжить. — Возможно, ваша… невеста сумеет помочь?

Запнулся.

Но произнес.

— Ица? — вопрос. И ответом жар, которым полыхнула бездна.

— Маги. Она его. Держать. Крепко. Один нет. Два — да. Три. Кровь одна. Вниз надо. Там.

Ица говорит коротко, но Миха связан и с ней. Нитей становится больше. Мир его не отпускает? Нет, тогда бы Миха не падал. А он летит.

— Там сила. Заперта. Опасно. Но хватит.

— Эй вы! Скорее! — крик барона тает в бездне. — Берите их. Несите… куда она скажет несите!

И вправду, летит.

Падение и полет, они только на первый взгляд схожи.

Мелькает перед лицом грозное лицо темнокожей старухи, чьи пальцы порхают над барабанами. И вот уже не старуха. Она сбрасывает годы, как шелуху, меняясь столь стремительно, что это само по себе пугает. И вот уже на Миху строго серьезно смотрит девушка.

Девочка.

Она едва ли старше Ицы и темную кожу её украшает роспись шрамов. Волосы заплетены в косицы, а те обмазаны синей и белой глиной.

Девочка прижимает палец к губам и качает головой, как показалось, укоризненно.

— Это мозг умирает, — сказал ей Миха. — Вот и подсовывает всякое. С мозгом такое случается. До крайности нестабильная структура.

— Сам ты структура, — отвечает девочка, а потом щелкает по голове. И от щелчка её голова раскалывается. Изнутри. И боль возвращается, словно никуда не уходила. Эта боль корежит тело. Эта боль выдергивает из бездны. Она держит вернее всех нитей, и Миха хрипит, рвется, не способный вырваться.

Дикарь давно уже сдался.

Дикари не борются с непреодолимыми обстоятельствами. Это задача глупых цивилизованных людей. А Миха такой?

Кто он?

Миха!

Он… Миха!

Михаил Андреевич Кошечкин. Студент третьего курса факультета биологии БГУ.

И он будет жить!

Будет, мать его, жить! Он должен, ведь иначе какой смысл? И боль только придает силы. Он, Миха, всегда отличался нелогичностью и упрямством. Ими и спасется.

И трещит сеть, опутывавшая Миху.

Возвращая способность дышать. И кричать. Только криком он сразу захлебывается. Но его слышат.

— Живой… — кто-то подхватывает, и само прикосновение это пробуждает новую волну боли. Собственная кожа ощущается раскаленной, и Миха с трудом сдерживает стон. — Пей.

Он пьет.

Захлебывается кашлем. И снова пьет. Он чувствует и воду, которая стекает по губам на шею и грудь, жесткий матрац. Собственное тело, которое кажется неимоверно тяжелым и больным.

Холодную ладонь на лбу.

И эта ладонь не позволяет снова провалиться в небытие.

А над Михой склоняется женщина. Та самая женщина, которую он убил.

— Не пытайся сопротивляться, — говорит она своим невозможно хриплым голосом. — Иначе я не сдержусь и все-таки тебя добью.

Наверное, это правильно.

И Миха покорно закрывает глаза. А еще повторяет про себя обретенное имя.

Михаил. Все-таки он — Михаил.

Миха.

Конец первой части

Екатерина Насута

Наставник

Глава 1

Винченцо пришел в себя от того, что чья-то рука совершенно по-хозяйски копалась у него в груди. Он отчетливо чувствовал и собственное сердце, и чужие пальцы, которые обминали это самое сердце. Он осознавал невозможность подобных действий.

И открыл глаза.

- Живой, - над Винченцо склонился барон, который глядел с нескрываемым любопытством. – А он потом бузить не станет?

- Об этом стоило подумать до того, как вы позволили госпоже действовать.

Старик несколько нахмурился.

Его лицо проступало сквозь туман. И выглядело оно столь забавным, что Винченцо едва не рассмеялся, но старик исчез. А вместо него опять барон появился.

Какой из него барон-то?

В груди опять стало щекотно, и Винченцо хотел было потрогать, убедиться, что все его ощущения – лишь игра больного разума, но не сумел пошевелиться. Тело он чувствовал, от мизинца на ногах и старого мозоля между пальцами до самого сердца, которое сейчас мяли и давили.

- Ишь, глазами зыркает, - восхитился мальчишка. – Ица, а и вправду, на кой он нам нужен?

- Маг, - сказала невеста господина барона, которая и сидела на груди Винченцо, запустив в нее руку по самый локоть. И в сочетании с грязным кружевом да бархатом смотрелось это несколько несуразно. – Сильный. Много сил. Хорошо. Надо. Им.

Она вытащила руку и отерла о подол, окончательно убивая драгоценный бархат.

Винченцо закрыл глаза.

Он понятия не имел, что происходит, но осознавал, что ничего-то с происходящим сделать не способен.

Миара.

Мысль обожгла болью.

Он вдруг вспомнил.

Неясную тревогу, что пробилась сквозь усталость. И заставила встать на ноги. И то, как вскочила эта вот… невеста барона, которая сейчас казалась до отвращения невозмутимой, будто это было нормально, совать руки в чужую грудь.

Бег. Вверх по лестнице. Крутые ступени. Страх упасть. И потратить на это падение драгоценные секунды. Понимание, что вот-вот произойдет нечто непоправимое.

Снова бег.

Боль в груди. Колючий воздух. Коридор. Людей. Стражу, что расступилась, не посмев задержать мага.

Дверь.

Дверь была заперта. Но Винченцо вышиб её одним касанием. Только все равно опоздал. Он увидел Дикаря, посеревшего, покрытого кровавым потом.

Вздувшиеся жилы.

Искаженное лицо.

Пальцы, сомкнувшиеся на шее Миары. Он слышал, как эта шея хрустнула, и в тот миг показалось, что сам мир рассыпался на осколки. И он сам, Винченцо из