"Фантастика 2025-195". Компиляция. Униги 1-23 - Вадим Витальевич Тарасенко

Гул понёсся по залу. Некоторые моряки медленно принялись вздыматься на ноги — чисто тугие волны, что катятся из серых глубин, чтобы разметать в щепки заблудшую в открытых водах шлюпку да покатиться дальше, играя обломками.

— Найдутся здесь те, у кого хватит духа плыть до Треклятого Урочища, а? — рявкнул Йеруш, и набиравшие высоту исполинские волны разом схлынули, смолкли, рассыпались искристыми брызгами.

По залу прокатился звук отъезжающих по полу лавок и тут же — многоголосое «Тьфу-тьфу!» — моряки спешили сплюнуть под ноги название гиблого места, чтобы не зацепилось за язык.

— До Треклятого Урочища и дальше! — Заходился Йеруш.

Кто-то выругался. Кто-то веско стукнул по столу кружкой. Где-то металлически звякнуло. Сердитый гул зародился в дальнем углу мушиным жужжанием, стукнулся о стену и рассыпался, неокрепший. Ему навстречу понёсся другой — из середины зала, более плотный, сухой и сердитый.

— Зря глотку дерёшь, — перевесил вдруг все звуки низкий и немного гнусавый голос.

Здоровяк со сломанным носом и бурой повязкой на голове сидел за маленьким столом у окна. Смотрел на Йеруша в упор, жевал губами, двигал туда-сюда массивной челюстью, синеватой от щетины.

Словно прицениваясь смотрел на Йеруша этот человек. Словно он способен был разглядеть под всеми штуками, которые навесил на себя Найло, истинного и неукрашенного эльфа, который никем не притворяется, никого тут не пытается подзуживать и подначивать, а просто кровь из носу хочет зафрахтовать корабль, который поплывёт туда, куда ни один моряк в здравом уме плыть не станет.

Здоровяк усмехнулся уголком рта.

На загривке Илидора встала дыбом чешуя, несуществующая в человеческой ипостаси. Неистово зачесался нащипанный пивом нос. А здоровяк положил на стол локти и припечатал с уверенностью и какой-то окончательностью, словно запирая воском важное письмо:

— Никто из нас не поведёт корабль к Треклятому Урочищу.

Под звук отъезжающих лавок и многоголосое «Тьфу-тьфу!» Йеруш вдруг рассмеялся, так заразительно-весело, будто юный ветер пощекотал ему пятки, или будто здоровяк предложил восхитительную и нерешаемую гидрологическую загадку.

— Никто из вас не поведёт, значит! — звенящий голос Найло пронёсся по залу, раздавая щелчки стеклянным кувшинам и стёклам фонарей. — А где сидит тот, кто поведёт? Ты ведь знаешь такого человека?

Здоровяк оскалился, а потом вдруг ухмыльнулся и едва заметно двинул веками вверх-вниз.

— Медузу мне в пузо, — одними губами произнёс Илидор.

* * *

— Так я о чём, — говорил здоровяк, вразвалку шагая по пирсу, — если у вас нет корабля и капитана, так их и надо подыскать первым делом. А вовсе не команду. Вы же припёрлись собирать команду, не имея ни корабля, ни капитана. Одно слово — мыши сухопутные.

Здоровяка звали Зарян. Он сказал, что назван в честь солнечного восхода, но Илидору это имя почему-то навевало воспоминание о пыльной и жаркой степи, причём воспоминание забавное, но какое именно — дракон не мог сказать. Не менее забавным ему виделось, что дракона называют мышью, притом сухопутной.

Вместе с Заряном увязалось ещё с полдесятка моряков. Только что эти люди сплёвывали на пол название гиблого места, а теперь прутся к капитану, который, возможно, согласится туда плыть. Как только Йеруш сказал Заряну, что ему требуется найти кое-что очень важное в дурных и опасных водах, в которые не всякий корабль решится отправиться и ещё более не всякий корабль способен войти, — тут же нашлись моряки, готовые поговорить на эту тему с самым лихим капитаном побережья и даже почти протрезвевшие по такому случаю.

Это дракона тоже забавляло.

Йеруш же не веселился совершенно. Он лихорадочно блестел глазами, сжимал губы в нитку, хрустел суставами пальцев и выглядел так, словно в следующий миг вопьётся кому-нибудь в глотку.

Мысль, начатую Заряном, подхватил тощий высокий моряк в красной рубахе:

— Капитан, который, может, и отважиться сплавать к Треклятому Урочищу… — Он произнёс и тут же сплюнул название, и его приятели эхом повторили: «Тьфу-тьфу!». — Единственный такой капитан — это Морген. Но, правду сказать, он давно уже не вёл дел ни с кем из наших.

Отчего-то в памяти Илидора возникла выброшенная на дорогу рыбья требуха, к которой сбегаются кошки и чайки.

Слово взял щуплый моряк нездешнего вида: ярко-голубые глаза чуть навыкате, нос приплюснутый, кожа очень смуглая, а брови, щетина и волосы — смоляные. Голова обмотана мягкой линяло-рыжей тряпицей, затылок открыт и с него на спину спускается косица с палец толщиной. Ещё больше выпучив глаза, моряк заговорил:

— Морген непрост. Говорят, лет тридцать назад он возник из ниоткуда в порту, который нынче нельзя называть. Шхуна без команды пришла в тот порт и врезалась в пирс, а на борту не было совсем никого, кроме одного мальчонки. Говорят, море изгнало его!

— Но Морген всё время возвращается обратно, — треснутым голосом добавил кто-то, шагавший позади.

— А я слыхал, он родился на берегу! — влез Красная Рубаха. — В прибрежном городе далеко на северо-западе, в землях, прозываемых Чекуаном, и в ночь рождения Моргена волны бросались на волнорезы, принимая форму змеи!

— Не удивительно, — выкрикнул тот же треснутый голос.

По пирсу пронеслось несколько смешков. Иные моряки зашикали, один с притопыванием обернулся вокруг себя дважды через правое плечо.

— Да-а! Он подлинный змей моря, Морген Полуэльф!

— Почему его называют Полуэльфом? — Найло сумел наконец вставить словечко.

Моряки уставились на Йеруша, как на дурачка.

— Потому что он полуэльф, — после недолгой паузы ответил Зарян.

У этого пирса было пусто и тихо. Почти бесшумно ворочалось море, серебристо блестело, пахло солью и подгнившими водорослями. На берегу, поодаль врастали в землю заброшенные дома. По дырявым крышам и покосившимся стенам ходили любопытные толстые чайки.

На пирсе стояли корабли — все как один небольшие и такие же заброшенные с виду, как и дома, что пялились на пирс пустыми оконными рамами. Корабли с голыми мачтами и пустыми палубами выглядели собственными надгробиями — все, кроме…

Илидор наклонил голову, крылья встряхнулись и хлопнули, как ударенные ветром паруса.

Один корабль что-то бормотал в полузабытьи. Это отдалённо напоминало звон руды в толще камня или шёпот самого камня, который мог поделиться с драконами тенью своих чувств, дыханьем своей памяти.

Все другие корабли молчали. Все немногие корабли, когда-либо виденные драконом, молчали, Илидору даже в голову не приходило, что может быть иначе, пока он не услышал это