"Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 - Юлия Шахрай

ни слова. Он лишь раскрыл рот, и из его горла вырвался звук – не человеческий, а похожий на треск горящей кости. Толпа закричала в ответ, но не в страхе. А в невероятном приступе восторга.

Каждый начал повторять за соседом. Кто-то резал себе ладонь и капал кровью на землю, кто-то бил себя в грудь кулаком, пока не ломались его собственные рёбра.

Сквозь пыль, поднятую их телами, поле постепенно превратилось в живой костёр. Десятки, и даже сотни тел горели без огня – просто растворялись в тёмном мареве, будто их плоть сама становилась дымом.

Крики слились в ревущее “ДАЙ” – на всех возможных языках сразу, но в одной интонации. Толпа не знала, кому они дают, но верила, что там, за туманом, кто-то слышит.

Жрец стоял в центре, и его тело трещало от переполненности. С каждой смертью внутри него разгоралось чужое пламя. Его кожа вспучивалась, волосы выпадали клочьями, но он не падал – он был проводником. А когда последняя сотня тел обратилась в пепельный дым, взметнувшийся к небу, всё стихло. Осталась лишь тишина, в которой стоял жрец – один, слепой, с вытекшими глазами, но всё ещё дышащий.

И вот здесь проявилась истина. Им… Никто не ответил. Ни свет… Ни голос… Ни чудо… Лишь ветер унёс пепел, словно сметая пыль с заброшенного пола.

Толпа, превратившая себя в топливо, исчезла бесследно. Сам же жрец рухнул на землю, и его тело начало гореть без огня, пока не осталась только обугленная оболочка. А над полем висела пустота – и в этой пустоте было ясно. Их Божество даже не посмотрело в их сторону.

Весть о первом великом ритуале не разнеслась громом. Она растекалась, как яд по венам, медленно, незаметно, но неотвратимо. Сначала это были всего лишь слухи. Путники, вернувшиеся из соседней долины, рассказывали, что там толпы сами пошли в жертвенный круг. Никто их не гнал к ножу, никто не принуждал – они шагали, словно в забытьи, под пение жреца, и один за другим падали, истекая кровью, с улыбкой на лицах. А над ними стояла мрачная статуя – символ покровителя, чьё лицо невозможно было рассмотреть. Оно искажалось, как рябь на воде.

Люди ждали рассказа о чуде, о том, как после столь страшной жертвы Бог снизошёл на землю, но вместо этого им говорили:

“Нет, он не снизошёл. Но жертвенные были узнаны им. Их тела исчезли не напрасно – они растворились в дыхании Божества. Они стали частью его вечности.”

И то, что для одних звучало как приговор, для других обернулось откровением. Зависть, горькая и пронзительная, загорелась в сердцах.

– Значит, они стали ближе к Богу, чем мы? – Шептали одни.

– Значит, их муки были путём в Бессмертие? – Вторили им другие.

Сначала было молчаливое волнение. Соседние деревни встречали эти истории с сомнением, с ужасом, но чем больше пересказывались детали – как кровь текла в каменные чаши, как сами жертвы улыбались, пока их жизни утекали, как жрец, не проливший ни капли собственной крови, стоял в центре, тем сильнее людей охватывала странная дрожь.

Они начинали завидовать. Завидовать тому, что кто-то “смог дойти до конца”, что кто-то “сумел стать топливом, услышанным Божеством”. Для большинства, чья жизнь была полна грязи, болезней и голода, смерть в ритуале начинала казаться возвышением, шансом хотя бы в небытии “быть замеченным”.

И пошла цепная реакция. В соседних селениях люди сами собирались у костров, требовали у своих жрецов:

– Почему мы ещё не принесли достойную жертву? Неужели мы хуже других?

– Неужели наши дети недостойны стать дыханием Господина?

Те, кто вчера ещё прятались от слухов и кричали в ужасе, сегодня приходили к жрецам с дарами и просьбами – пусть их имена будут записаны первыми в списке жертвенных.

И чем дальше распространялась весть, тем сильнее искажалось её содержание. Говорили, будто в момент ритуала над долиной вспыхнул свет, будто воздух наполнился запахом цветов, будто сами жертвенные поднимались ввысь в потоках сияния. Чем дальше от места трагедии, тем прекраснее становился такой пересказ – и тем сильнее росла жажда повторить увиденное чужими глазами.

А сами жрецы, видя этот голод, молчали. Они не спешили объяснять, что Бог не снизошёл. Они лишь смотрели на толпы с холодной улыбкой и говорили одно и то же:

– Вы сами должны захотеть приблизиться. Вы сами должны доказать, что достойны.

И мир, некогда сиявший красотой, начал стремительно превращаться в кладбище добровольцев, в страну, где смерть стала праздником, а кровь – валютой.

Хуже всего было то, что покровители – и Демиург, и Лю Инь Мо – не глядели на эти пляски смерти вовсе. Они лишь слегка приоткрывали свою пасть, чтобы принять в себя новую волну “топлива”. Всё происходящее внизу было для них столь же банальным, как дыхание.

Толпы же продолжали завидовать. Продолжали требовать своей очереди. Продолжали шагать навстречу мертвенной пустоте, веря, что становятся ближе к Богу, который даже не обернулся.

Вторая волна безумия началась там, где её никто не ждал – в соседнем княжестве, далёком от первоисточника, но жадно ловившем слухи о “благословенной жертве”. Весть о том, что целый город “приблизился к Божеству” ценой собственной крови, обросла легендами, песнями и рассказами паломников, и теперь толпы, лишённые рассудка от страха и зависти, решили повторить то, чего сами не понимали.

На рассвете, когда туман лежал над полями, и колокола хрипло созывали народ к площади, тысячи смертных собрались в центре княжества. Никто не объяснял им сути обряда – его знали лишь по пересказам, обрывкам слов, слухам о пепле и дыме. Но толпа уже решила, что повторение этого жуткого ритуала принесёт им ту же “милость”.

Они построили огромный костёр, в основании которого лежали обломки иконических статуй, остатки семейных реликвий, даже книги, практически вырванные из библиотек храмов. Поверх кидали тела животных, домашней скотины, и даже только что пойманных птиц. Но главное – тела людей, готовых стать топливом. Они сами поднимались на помост, с маниакальным блеском в глазах, одни плакали, другие смеялись, а третьи пели несуществующие гимны, сочинённые на ходу.

И когда факелы вспыхнули, площадь превратилась в кошмар. Крики… Визг… Смех… Молитвы… Всё смешалось в единый хор. Люди сами бросались в огонь, другие их туда толкали, веря, что этим лишь ускоряют путь к Божеству. И тут не было ни жреца, ни проводника – только толпа, сведённая с ума примером.

Огненные столбы поднимались в небо, но небеса были глухи. Ни знак, ни тень покровителя не сошли