Фантастика 2025-168 - Сергей Леонидович Орлов

— Спасибо, — робко произнесла Ромская и осмотрелась. — Как же здесь… странно.

— Что именно? — мягко уточнил я.

— Я бы никогда не выбрала такой мебели, — пояснила женщина и вновь пригладила череп. — Это ужасно…

Я подошел к шкафу и распахнул створки. На вешалках висели серые костюмы, напоминающие робы. На полках лежали стопки черных футболок и белья. На самой верхней виднелось что-то красное и я потянул на себя сверток. В нем оказался отрез батиста бирюзового цвета.

— Я помню, как покупала это, — подала голос женщина.

Долго думать я не стал и оторвал полосу шириной около полуметра. Мира забрала ткань и ловко обмотала голову, закрепив края.

— Руки помнят, — произнесла она дрожащим голосом и вдруг прижала ладони к лицу и затряслась.

Мне никогда не удавалось равнодушно относиться к женским слезам. Тем более, таким — тихим, горьким, когда все тело вздрагивает, а душа темнеет от боли.

— Прошу вас, Мира…

— Украл… у меня жизнь. Шанс быть счастливой, — произнесла женщина отрывисто между долгими судорожными вздохами. — И как теперь мне быть? Что делать?

— Жить, — сказал я, садясь на стул напротив.

— Несправедливо, — Ромская покачала головой. Обрывок ткани, который женщина не заправила, качнулся за спиной словно большое крыло бабочки.

— Призрак смог забраться в вас потому, что вы ему позволили. Он не сумел бы сделать это так надолго, если бы вы не подходили друг к другу или у вас не было общей тайны.

Прозвучало немного сурово, но я не хотел лгать.

— То есть?

— Вы знали этого человека, не так ли? — спросил я.

Мира молчала, отвернувшись к окну. Тяжелая полосатая штора выцвела за несколько лет, которые она провела в расправленном состоянии. И хозяйка квартиры рассматривала ее с выражением отвращения.

— Гриня ухаживал со мной, когда мы учились в гимназии. Но встретив мою двоюродную сестру, быстро охладел ко мне и стал увиваться за ней. Они поженились через несколько месяцев, так как сестра потяжелела.

— Сочувствую, — сказал я, но Мира словно не заметила этого.

— Я и виду не подавала, но каждый раз, когда видела их вместе, сердце сжималось. Однако спустя время Гриня избил сестру, и та скинула дитя.

— Это печально.

— Когда Гриня попал в острог, я не стала говорить о том, что знаю его. Хотя мне стоило об этом сообщить начальству.

— И что вы сделали? — я понимал, что все не так просто.

— Отыгралась на нем, как могла. Договорилась с приятелями, чтобы он попадал в карцер чаще, чем заслуживал. И я приходила к камере и смотрела, как он стоял в каменном мешке, и с жадностью смотрел на крохотное окошко, забранное решеткой. Свет из него никогда не падал на бедолагу.

Вскоре до самых глупых дошло, что к этому арестанту не стоит даже подходить. Иначе вся камера могла остаться без ужина. Гриня сидел у стены в одиночестве и не мог даже словом с кем-то перекинуться. Когда начался бунт, он сам вышел из камеры, попросив повесить его, сделав шестым. Был такой метод воспитания…

— Один к пяти, — я кивнул.

— О, — женщина грустно улыбнулась. — Вы знаете историю.

— У меня есть учителя.

— Когда Гриню выводили во двор, он увидел меня и все понял. Осознал, что все это время жил в аду, благодаря мне. И я не могла отвести глаз от него, пока он всходил по ступеням на эшафот. Мы смотрели друг на друга, когда ему одевали петлю на шею. И когда Гриня сорвался вниз…

Женщина замолчала, и лишь громкое дыхание давало знать, что она борется с волнением.

— Я так виновата перед ним.

— Вы не заставляли его избивать беременную супругу, — возразил я.

То, как женщина вздрогнула и опустила плечи, убедило, что я не прав.

— Это я создала, слух, что кузина нагуляла дитя. Я надеялась, что Гриня бросит ее. Не думала, что он напьется и…

— Понятно, — произнес я без осуждения.

— Я виновата, — Ромская выглядела потерянной.

— И вы заплатили цену. Украли его жизнь и шанс быть счастливым, и он ответил вам тем же.

— Значит, мы квиты.

Потрясенная простой истиной женщина поднялась на ноги. Она подошла к окну и резким движением сорвала с карниза штору. В комнату хлынул свет. Я зажмурился и лишь спустя секунду встрепенулся. Мне показалось, что Мира сейчас выпрыгнет в окно, но я вовремя вспомнил, что этаж первый.

— Только он мертв, а я жива, — выдохнула хозяйка квартиры.

— Все так. Но никогда не поздно начать все заново, Мира, — произнес я. — Начать жизнь с чистого листа.

Она громко чихнула, а затем неожиданно рассмеялась:

— Правду говорите. Мне нужно просто открыть все замки. Снять колючую проволоку. Исправить ошибки, которые я совершила. Жизнь только начинается.

Я улыбнулся и кивнул, подтверждая ее слова.

Пропавшие невесты

Я вышел из квартиры Ромской через десять минут. Довольно вздохнул: женщина подписала отказ от претензий. А также поклялась самостоятельно вернуть почтальону велосипед, который она изъяла при его последнем визите. Именно этот транспорт стоял у лестницы обмотанный цепями. Ещё Мира обещала принести извинения Щукину. Мне подумалось, что для почтальона они были не так уж важны. Но я мог ошибаться. Как знать, вдруг такой поступок вернет ему веру в людей.

Спустился по ступенькам крыльца, подошёл к машине, возле которой уже дежурил Фома.

— Как прошло, вашество? — обеспокоенно уточнил он.

— Просто отлично, — довольно ответил я и продемонстрировал ему бумагу с отказом от требований. — Мира Ромская заберёт заявление, и со Щукина снимут все обвинения.

Слуга покачал головой:

— Ловко вы, вашество, — произнес он и открыл заднюю дверь машины. — Выходит, едем домой?

Я кивнул и сел на диванчик авто. Фома закрыл дверь, обошел автомобиль, и занял место за рулем. Завел двигатель, и "Империал" выехал со двора.

Я же откинулся на спинку и задумался. У меня осталось одно нераскрытое дело. И оно было самым сложным. Потому что сейчас все было против моего клиента. Ладно, я доеду до дома, перекушу и сразу займусь этим делом.

Всю дорогу до дома мы ехали в молчании. Я думал о своем и слуга меня не отвлекал. Фома затормозил у крыльца и уточнил:

— Ещё куда-нибудь поедем, вашество? Или мне машину ставить.

— Ставить, — ответил я и вышел из авто.

"Империал" проехал на парковку, я же поднялся по ступенькам крыльца, отпер дверь и вошёл в дом.

Любовь Федоровна ждала меня в гостиной:

— Иришка уже уехала, — сообщила она. — Оставила