Фантастика 2025-184 - Олег Александрович Волков

— Спасибо вам, Лазарь Елизарович! — Капитан, крепко ухватив Медика за руку, интенсивно её встряхнул. — Не представляю, что бы мы без вас делали!

— Не стоит, Трофим Павлович, — отмахнулся главврач, — от меня в этот момент ничего не зависело. А вы, молодой человек, помните, что я вам советовал. И, на всякий случай: старайтесь не бередить сейчас ничего из ваших «несуществующих» воспоминаний. И, если что — милости прошу ко мне! Чем смогу — тем помогу! И спасибо вам — на ближайшее время Силой вы меня и наш госпиталь очень даже с лихвой обеспечили!

— Да это вам спасибо…

— Да, вот еще что, — неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу главврач, — забыл совсем, шляпа! Держите, юноша! — Он вытащил из кармана и передал мне сложенный вчетверо тетрадный лист в клеточку.

— Что это? — Я взял бумажку из рук врача.

— Это адрес и телефон одного моего знакомого Мозголома, — ответил Лазарь Елизарович. — Он, правда, уже в весьма солидных годах, и только поэтому его не призвали, — пояснил Медик. — Но это единственный Мозголом в нашем районе, кто может вас не только посмотреть, но, и присоветовать чего-нибудь. Очень и очень опытный специалист! Еще имперского разлива. Ведь с головой-то у вас, молодой человек, прям беда!

— Так уж получилось… — Я виновато пожал плечами, громко шмыгнул носом и поежился. — Как бы, не простыть…

— Так мы сейчас тебя в баньке попарим! — пообещал мне Заварзин. — Никакая болячка не прицепится!

И он не соврал: баня, стопка водки с перцем, тарелка не слишком наваристого, но вполне сытного борща и горячий чай не дали мне разболеться. А последовавший за этим глубокий и спокойный сон под толстым ватным одеялом в натопленном помещении оказали прямо-таки целительное действие на мой истерзанный организм. Так что, проспав практически двенадцать часов к ряду, проснулся я на следующее утро по-настоящему бодрым, отдохнувшим и набравшимся сил.

Сестренки в комнате уже не было, хотя спать мы ложились вместе — кроватей было две и даже отгороженных друг от друга такой же занавеской, как и у меня дома. На спинке стула обнаружилась выстиранная и отглаженная военная форма, которую я натянул на себя с превеликим удовольствием.

После войны в Союзе мужчины, вернувшиеся с фронта, в основном ходили в форме, но уже без погон. И никто по этому поводу не возмущался — главное, было бы что одеть. Мелодично звякнув медалями, я взглянул на себя в зеркало, висевшее на стене в простой деревянной раме.

А что? Красавчик! — Оценил я свое отражение — ведь увидел я себя после «болезни» впервые. А как я выглядел раньше — шут его знает? Увиденное меня вполне устроило, немного портила впечатление излишняя худоба и впалые щеки, но они лишь прибавляли мужественности.

Лицо — правильное, подбородок — мужественный, нос — прямой, узкий, с небольшой горбинкой, глаза — «стальные»! Рост около двух метров — настоящий богатырь! Только немного отъесться, да нарастить потерянную мышцу̀, совсем сдувшуюся за время «паралича». Ну, ничего — были бы кости целы, а мясо нарастет!

В общем, никакого отторжения мой внешний вид у меня не вызвал. Я себе даже нравился, а уж молодым девчонкам, думаю, тоже придусь по душе. Надо будет попросить сестричку, чтобы познакомила меня с кем-нибудь. А то у меня перед глазами нет-нет, да и встанет её обнаженная фигурка с торчащими сосками, бархатной кожей и нежным светлым пушком в промежности…

— Черт! Черт! Черт! — тихо выругался я, сквозь сжатые зубы, почувствовав, как тяжелеет что-то в штанах, натягивая ткань форменных офицерских галифе.

Нет, так дальше дело не пойдет! Нужно срочно решать эту проблему! И чем скорее, тем лучше! Не дело это, когда сестренка голышом перед глазами стоит! Так-то девка она видная — все при ней…

Все, стоп! Думай о чем-нибудь другом, только не об этом! Но вы же знаете, как это бывает, когда стараешься не думать о чем-нибудь конкретном? Вот именно!

Кое-как, но мне удалось привести свои мысли в порядок и урезонить не к добру разгулявшееся воображение. Понять-то я себя тоже могу: здоровый мужик, долгое время не знавший женской ласки — это страшное дело! Хотя, я так и не вспомнил, занимался я когда-нибудь любовью или нет? Но что-то мне подсказывало, что с этим делом у меня все было в порядке.

Из-за «душевных терзаний, я даже не сразу обратил внимание, что мои покалеченные конечности шевелятся куда бодрее. Не совсем, конечно, как здоровые, но и особых проблем не вызывали. Как говорится — терпеть можно. И даже ходить, немного 'припечатывая шаг» и подволакивая ногу. Одним словом я теперь — «джаз нога» или рубль двадцать[1].

На кухне, куда я доковылял, чтобы хлебнуть кипяточка (на большее я и не рассчитывал, и так уже вчера обожрал товарища капитана), обнаружился Трофим Павлович собственной персоной.

— А! — Добродушно улыбаясь, капитан протянул мне руку. — Проснулся уже, герой? А сестричка твоя, неуемная, уже на работу спозаранок умотала. Даже слушать меня не стала — стыдно говорит, людям будет в глаза смотреть…

— А вы сами, Трофим Павлович, отчего не на службе? — поинтересовался я.

— Так я всю ночь промотался… — Нахмурился Заварзин, тяжело навалившись локтями на стол. — На шестом проезде опять разбой с мокрухой, да с тяжкими телесными… Только вот такого, как ты, среди потерпевших не нашлось… Совсем твари человеческий облик потеряли! — Он с хрустом сжал кулаки. — Ничего не боятся! Знают, суки, что мы за всем поспеть не можем — людей мало… Ладно, что мы все о скорбном? Ты это, Мамонт, давай, садись к столу — позавтракаем, — щедро предложил капитан. — У меня даже чай с сахаром имеется, да и хлеба немного найдется!

— Неудобно как-то, Трофим Павлович… — Попытался отказаться я от угощения. — Я просто кипяточка…

— Неудобно штаны через голову одевать! — Буркнул капитан. — Садись, говорю — не обеднеем!

— Спасибо, товарищ капитан, — произнес я, падая на табуретку. Левая нога немного «подклинивала», но я потихоньку приспосабливался.

— Не за что, Мамонт! — ответил Заварзин, наливая мне кипяток в граненый стакан. — Это я тебе, и таким же ребятам и мужикам, кто за нас на фронте жизней не жалел, спасибо сказать должен!

— Так и у вас служба не мед, Трофим Павлович, — возразил я ему. — Эта мразь бандитская подчас куда опаснее немца будет! И ваших парней сколько на службе гибнет? Нет, товарищ капитан, одно мы с вами дело делаем — Родину от всякой нечисти, да погани защищаем! А внешний это враг, или внутренний — нету никакой разницы!

— Согласен, младшой! — согласился