Пароход современности. Антология сатирической фантастики - Антология

они с Лил сменили клуб на бар. Над столиками змеилась ядовито-зеленая неоновая надпись: «Слизерин». Он отдал пальтишко Лил и свою куртку гардеробщику, пытаясь вспомнить, как попал сюда. В памяти всплыли узкие, переулки, луна в облаках и тусклое золото креста на старинной церкви. Потом пришло понимание, что «Слизерин» не второй и даже не третий бар.

– Сколько же я потратил? – озадаченно сказал Иван.

– Не думай об этом, жизнь одна! Завтра будешь париться, – тут же включилась Первая.

– Иди танцевать, Айван! – Лил уже соблазнительно извивалась на маленьком танцполе. Час был поздний, и посетителей в баре почти совсем не осталось, но подруга как-то договорилась с барменом и включили музыку.

Иван решительно шагнул на танцпол, сделал несколько движений и тут же почувствовал, что голова куда-то поплыла, отделяясь от туловища.

– Не боись, Ванёк, я с тобой! – бодро пропела Первая – Беру управление на себя!

Глава 3

Марш Сопричастных

– Вставай, чувак, демократию проспишь! – раздался над ухом незнакомый голос. Ваня с трудом открыл один глаз. Над ним склонился какой-то парень в очках. Ваня медленно сел на диване. Он был не дома. Спал в одежде. На джинсах красовалось бурое пятно от пролитого «ягера». Голова болела и немного кружилась.

– Здоров, Демосфен! Ну ты и жег вчера! – В комнату вошла бритая налысо девушка в военных штанах и футболке с надписью «Femozavr». – Я Грета, короч. Это чучело в очках – Бенди. А тебя Иван зовут, да? Тя Лил притащила вчера.

– Я… Да… Блин, мне ж на работу надо! – прохрипел Иван, в ужасе озираясь. Судя по высоте потолков и обстановке квартиры, он был где-то в центре. Значит, можно еще успеть…

– Не парься, Ванек, Гретка тебя отмазала, – усмехнулся Бенди и протянул Сирогузову банку энергетика.

– Как это, отмазала?

– Легко! – усмехнулась Грета. – Позвонила твоему шефу и сказала, что ты заболел.

– Но телефон же заблокирован!

– Телефон – да, а палец твой – нет. Да не парься, чел, не смотрела я твои интимные фотки.

– А где Лил?

– Кто ж ее знает? – Бенди пожал острыми плечами. – Она ведь из Штаба. Нам не докладывает. Наверное, уже на Марше. И нам пора.

– К-куда пора? – тупо спросил Сирогузов.

– Как куда? На Марш Сопричастных! Ну ты даешь! Кто вчера вещал про «затхлое наследие Совка» и «неукротимое пламя свободы»?

– Я даже видос с тобой записала. Огнище! – восхищенно сказала Грета. – Потом в инсту выложу.

– Это я вещала! – похвасталась Первая. – Они мне хлопали, между прочим!

– Во что ты нас втравила? – Иван медленно встал.

– Да хрен его знает, я ж бухая была. И потом, ты отключился, а мне пришлось тут всё разруливать, так что теперь сам выкручивайся.

До Тверского бульвара они добрались без приключений. Там уже тусовалась молодежь разного возраста. Старшеклассники шумели и пили пиво, студенты стояли группками и тихо переговаривались, люди постарше пили что-то из фляжек, смеялись. У некоторых на лицах была такая же растерянность, как у Ивана. Шастали журналисты с фотоаппаратами. Тут же скучали несколько полицейских, стояла скорая. У скамейки, рядом с детской площадкой высокий парень в ветровке раздавал плакаты.

– Тебе к нему. Это Георгий, штаб-менеджер, возьмешь у него плакат и отдашь листовки, – распорядился Бенди. – Да ты не робей, меня тоже Лил притащила сюда пару лет назад. Она ж рекрутер, работа такая.

– А зачем оно тебе вообще, Бенди? Режим достал?

– Если честно, я в политике не шарю ни болта, – признался Бенди, – здесь чику закадрить проще. Ну и модно. Типа повстанец, типа не всё равно. Ну, бывай, увидимся еще.

– Первый раз? – спросил Георгий, внимательно оглядывая Сирогузова. – Не боись, нормально всё будет. Листовки давай.

– Скажите, а Марш согласован… санкционирован? – спросил Сирогузов.

– А как же! Правда, на понедельник и не здесь, а в Крылатском, но это пустяки, не бери в голову. Вот, держи плакат.

Сирогузов взял плакат на длинной ручке. На плакате было написано: «Не хочу рожать при тоталитаризме!»

– Э-э, но я же мужчина, а тут написано…

– Да какая разница, что написано, ты что, сексист? – нахмурился Георгий.

– Нет… наверное, – промямлил Сирогузов, пытаясь вспомнить, что такое «сексист».

– Ну вот и славно. Теперь смотри, пойдешь в пятой колонне, с литераторами. – Георгий указал на группу возрастных демонстрантов с фляжками. – Их винтить, скорее всего, не будут.

– Почему не будут?

– Потому что нахрен никому не нужны. Они бухать сюда приходят. Но для массовки годятся.

– А если все же повинтят?

– Ну, телефон в трусы спрячь. Потом в автозаке фоткай побольше и выкладывай в сеть. Особенно, если кому-нибудь рожу расквасят. С кровякой – вообще идеально!

– Но человек ведь может случайно упасть, толпа, давка.

– Тебе не пофиг? И потом ради правды можно и приврать чутка. Мы – хорошие, они – плохие. Не забывай!

Идти в колонне с литераторами оказалось весело и выгодно. Они все время шутили, смеялись и пили коньяк с бутербродами. Голодному Ивану это было очень кстати. Говорили о разном, ругали коллег-ватников, обсуждали размеры государственных грантов. Ваня хотел было спросить, как Марш Сопричастных сочетается с государственными грантами, но заробел.

Один пожилой растрепанный поэт все время хватал Сирогузова за рукав и спрашивал, заглядывая в глаза.

– Скажите, можно я не буду читать? Нет, вы скажите твердо! Не читайте, Петр Рафаилович! И я не буду!

– Достал уже, Рафаилыч, читай или пей! – кричали ему со всех сторон, и тот нахохлившись принимался декламировать:

Над бульваром Тверским,

Точно стая трески,

Облака, облака, облака!

Я иду и пою

И свободу свою

Как младенца, несу на руках!

Поэта хвалили и кричали: «Вперед! На баррикады!»

Потом литераторы стали постепенно уставать и отставать от молодежи, часто останавливались, выпивали. Наконец закончился коньяк, а вместе с ним – энтузиазм. Кое-кто просто ушел, но остальные принялись оглядываться в поисках заведения.

Неугомонный Рафаилыч воскликнул:

– Внимание! Смена образа! – и тут же прочел:

Над бульваром Тверским,

Как гнилые носки,

Облака, облака, облака!

Я иду не спеша,

И, червонцем шурша,

Погружаюсь в уют кабака!

Тут все принялись опять хвалить Рафаилыча, а один литератор с бакенбардами тихо сказал Сирогузову, словно извиняясь:

– Не судите строго. Петечка, конечно, графоман, но свой. Это много значит.

– Что за скука! Они сейчас пойдут в чебуречную. Это просто фу! – неожиданно включилась Первая.

– Ты всё еще здесь? – ехидно спросил Сирогузов.

– Смешно! Я всегда с тобой.

– И что ты предлагаешь?

– Давай догоним